Наш Современник, 2005 № 03

К таким колеблющимся можно, с большой долей вероятности, отнести Кагановича. Его считают тенью Сталина, но ведь тень — она на то и тень, чтобы уменьшаться или даже исчезать в зависимости от «движения» солнца. Вообще любой человек гораздо сложнее, чем то стереотипное мнение, которое складывается о нем. Каганович тоже был вовсе не так прост, как его пытаются изобразить. Любопытно, что наша антисталинская историческая школа грешит теми же шаблонами, что и официальная советская. Ее представителям и в голову не может придти, что какие-то деятели сталинского окружения могли позволить себе определенные уклонения от «нормы». Есть готовая схема, есть привычный образ, и ничего за их рамки выйти не может.

Но не будем уподобляться догматикам от либерализма. Задумаемся над таким вопросом: а не могла ли произойти определенная эволюция во взглядах Кагановича за время его пребывания на посту наркома транспорта? В 1934 году на XVII съезде Каганович жестко критиковал руководителей наркоматов. Но ведь тогда он не занимал пост наркома, а был, прежде всего, секретарем ЦК. Ясно, что за два года работы в экономическом наркомате «железный Лазарь» не мог не подвергнуться влиянию узковедомственного духа, царившего в таких заведениях.

Исследования американского историка А. Риза, опиравшегося на архивные источники, показывают, что в 1936 году Каганович был очень близок к Орджоникидзе. Их переписка отличается подчеркнутым дружелюбием. Два наркома-хозяйственника исходили из своих ведомственных интересов. Так же как и Орджоникидзе, Каганович протестовал против любых попыток тронуть кого-нибудь из работников своей отрасли. В публичных выступлениях Кагановича в тот период содержатся призывы избежать массовых преследований «вредителей». На основании изученных источников Риз пришел к выводу, что и Орджоникидзе, и Каганович на определенном этапе сумели установить неплохие отношения с НКВД. Что ж, неудивительно, если учесть, что и Ягода, и Орджоникидзе «дружили против» Сталина вместе с одним и тем же человеком — Бухариным.

Не следует сбрасывать со счетов и того, что старший брат Кагановича, Михаил Моисеевич, был в то время одним из заместителей Орджоникидзе. Перед нами типичный ведомственный клубок, характеризующийся тесным переплетением аппаратных связей. Такие клубки, впрочем, существовали и в партийных организациях. Сталин их ненавидел страшно, а про организованную в кланы бюрократию говорил — «проклятая каста». Теперь эта каста брала вождя за горло, причем с участием его же соратников.

Именно Каганович присутствовал на очной ставке Бухарина и Рыкова с Сокольниковым, который давал показания против «правых». После беседы Каганович доверительно сказал Бухарину о Сокольникове: «Все врет, б…, от начала и до конца! Идите, Николай Иванович, в редакцию и спокойно работайте». Какая трогательная забота!

Можно предположить, что Каганович был настроен не столько против Сталина, сколько против Молотова. Будучи председателем правительства, Молотов неоднократно пытался образумить ведомственных баронов. Мы уже видели, насколько серьезные разногласия у него были с Орджоникидзе, пытавшимся выпускать меньше продукции при увеличении капиталовложений. Но в любом случае позиция Кагановича в 1936 году была объективно антисталинской. Очевидно, именно это и привело к резкому усилению оппозиции, которая потребовала крови Молотова. В сущности, оппозиция уже переставала быть оппозицией.

Позже, когда вождь возьмет реванш за свои временные неудачи, Каганович вернется на сталинские позиции. В попытке реабилитировать себя в глазах Сталина он развернет беспрецедентную кампанию по борьбе с вредителями в своем наркомате. И так уж получится, что этот «верный изменник» будет прощен.

О том, что ряды сталинистов дрогнули, свидетельствует поведение «дедушки» Калинина. И. М. Гронский, редактор «Известий», а затем и «Нового мира», сообщает о следующих словах председателя ЦИК, сказанных в адрес вождя в 1936 году: «Сталин — это не Ленин. Ленин на десять голов был выше всех окружающих его людей, он ценил всякого образованного, умного, толкового работника и пытался его сохранить. У Ленина все бы работали — и Троцкий, и Зиновьев, и Бухарин. А Сталин — это не то: у него нет ни знаний Ленина, ни опыта, ни авторитета. Он ведет дело к отсечению этих людей». Калинин и раньше не очень жаловал Сталина. В 20-е годы Михаил Иванович говорил о генсеке: «Этот конь когда-нибудь завезет нашу телегу в канаву». Он, как и Ворошилов, был по своим взглядам ближе к Бухарину и Рыкову. И только неуклонное усиление Сталина вынудило хитроватого «дедушку», работающего под простачка, решительно встать в ряды сталинистов.