Наш Современник, 2005 № 05

п/п 33552 Леонид Полторак — Анне Дмитриевне Позднеевой

30. VI.1945

Трудно, дорогая Анна Дмитриевна, сказать, за что он награжден последним орденом. Его боевые будни были столь наполнены героическими делами. Помню, как в одном месте он эвакуировал с поля боя два подбитых наших танка, причем сильно подвергался бомбежке, обстрелу и т. п., но его ничто не остановило. Потом он всегда ехал на броне переднего танка. И вообще в сложных делах он был спокойным и выдержанным, и как бы он ни боялся опасности, ее он никогда не высказывал другим и всегда поддерживал боевой дух. Вот это-то и является правом на награду.

п/п 33552

Леонид Полторак — Анне Дмитриевне Позднеевой

25. VII.1945

…Вы спрашиваете о Мите. Да, я знал о его болезни желудка. Он иногда сильно страдал, особенно это было летом 1944 г., когда он начал получать Ваши письма в полку. Это началось у него приблизительно в конце 1941 г. Потом в госпитале он несколько подлечился, но не совсем.

Вы говорите — демобилизоваться! Не такой он был породы, чтобы в суровое время быть в стороне. Он не мог этого сделать, а был до конца в первых рядах. Поэтому и был дорог и ценим всеми…

«Свой портфель неси сама»

Не знаю, свойственно ли это всем людям, но у меня, когда я обращаюсь к своему далекому детству, в памяти возникает прежде всего солнце. Ослепительно яркое солнце заливает небольшую комнату, служившую нам с Митей детской. На фоне высокого, чистейшей и глубокой синевы неба сверкает в окне над крышами ближних домов витой бело-голубой купол Спаса-на-крови, увенчанный огромным золотым крестом, — это первое, что я видела, открывая глаза после сна.

Мы жили на набережной Мойки в доме № 10, соседствующем с домом, в котором умер Пушкин, и расположенном примерно в середине между зданием Капеллы, смотрящим на Дворцовую площадь у Певческого мостика, и царскими конюшнями за Конюшенной площадью, от которой начиналась Большая Конюшенная (улица Желябова).

Набережная Невы напротив Петропавловской крепости, Марсово поле, Летний сад, Михайловский, очень уютный и красивый, садик за Спасом-на-крови, Инженерный замок, Зимняя канавка, Дворцовая площадь — все это окружало нас с детства, все было исхожено вдоль и поперек.

Любопытно, что в моей памяти не сохранилось ни одного дождливого дня — это в Ленинграде! — очевидно, в дождь я просто находилась дома. Все окружавшие меня краски в детстве были необыкновенно яркими. Может быть, эта яркость восприятия просто является свойством детского зрения, потому что с годами краски значительно потускнели…

Наш дом петровской постройки представлял собой прямоугольник с двумя дворами, разделенными аркой, над которой на четвертом этаже располагалась наша квартира № 21. Эту шестикомнатную квартиру с высокими, под 3,5 метра, потолками, огромными окнами и стенами в три кирпича, — в 1920 году занял мой отец вскоре после женитьбы. На моей памяти наша семья жила уже только в трех комнатах: в большой, тридцатиметровой, жили родители, две других — детская и столовая. Наши комнаты располагались в самой середине квартиры, имевшей с одного конца прихожую, с другого — кухню с туалетом. Естественно, что семья соседки, жившая рядом с прихожей, вынуждена была все время проходить через наши апартаменты — родительскую комнату и столовую. От первой пришлось перегородкой отделить небольшую часть в качестве коридора, столовая так и осталась проходной комнатой. В квартиру вели со двора две лестницы: парадная (в прихожую) и черная (в кухню). Мы почему-то пользовались исключительно черной, с высокими каменными ступенями, очень высокими, которые на поворотах закручивались винтом.

Наша семья состояла из пяти человек: отец, мать, мои братья Виктор и Митя и я. Еще у нас была домработница, которая спала в небольшой каморке возле кухни.