Наш Современник, 2005 № 07

Когда я в конце 80-х годов узнал, что мой прадед по отцовской линии дослужился до чина коллежского асессора и что его потомство имеет право считать себя выходцами из служивого дворянства, я испытал некоторое душевное удовлетворение (слаб человек!) и в каком-то интервью сболтнул об этом. Вскоре ко мне пришла (в 1990-м или 91-м году) девица с предложением вступить в московское дворянское собрание, но, слава Богу, у меня хватило ума отшутиться и поблагодарить князя Голицына за столь лестное предложение.

Многие мои товарищи по литературной судьбе стали писателями, выбившись из полной бедности, нищеты, безотцовщины. Борьба за кусок хлеба, за крышу над головой, за одёжку и обувку были для нас обычным и необходимым делом. Мы повторяли горьковский, народный путь в литературу — из детдома, русской колхозной избы, рабочего общежития, солдатской казармы, учительской семьи, коммунальной квартиры. Вспомним хотя бы Василия Белова, Владимира Личутина, Валентина Распутина, Николая Рубцова, Игоря Шкляревского, Александра Вампилова, Анатолия Передреева, Виктора Лихоносова, композитора Валерия Гаврилина, скульптора Вячеслава Клыкова, народную певицу Татьяну Петрову и многих других ныне славных наших современников.

Что и говорить: их судьба, их путь к признанию и честной славе были несколько иными, нежели судьба детей из партийной номенклатуры (Юлиана Семёнова, Булата Окуджавы, Василия Аксёнова), или из высокой кагэбэшной среды (поэтессы Беллы Ахмадулиной, кинорежиссера Сергея Соловьёва), или из семьи карьерных дипломатов (Виктора Ерофеева). Да и Михалковым-Кончаловским с Ильёй Глазуновым куда легче было обрести себя, нежели Василию Шукшину или Сергею Бондарчуку. А если вспомнить военное поколение писателей? Оно резко делится на крестьянских детей (Фёдор Сухов, Виктор Астафьев, Виктор Кочетков, Владимир Солоухин, Михаил Алексеев, Федор Абрамов, Николай Тряпкин) — и детей юристов (Александр Межиров), врачей-венерологов (Давид Самойлов), директоров магазинов (Александр Галич), нэпманов (Александр Чаковский)… Конечно, в целом «вышли мы все из народа» и «без меня народ неполный», но, как сказал крестьянский сын Александр Твардовский, «и всё же, всё же, всё же…». У одних общенародные боли и заботы, у других если не классовые, то сословные или кастовые интересы.

Сталин очень хорошо чувствовал желание советской бюрократии стать над народом, отделиться от него, превратиться в новое дворянство и не раз повторял: «Каста проклятая!».

И, как это ни парадоксально, порой русские таланты, выраставшие в атмосфере «сословного», «кастового» воздуха, насыщенного вирусами социального расизма, легче сближались с родившимися в 20–30-х годах еврейскими сверстниками, нежели с родными по крови Беловыми, Шукшиными, Рубцовыми. И вполне закономерно, что в наше «новорусское» время бывшие еврейские или космополитические диссиденты вроде Войновича или Аксёнова и потомки дворянских родов Глазуновы и Михалковы стали людьми общей касты, которую, условно говоря, можно назвать сегодняшними новыми «детьми Арбата». Отныне их объединяет общая неприязнь к русскому простонародью. У одних социальная, у других — национальная.

Особенно наглядно история продемонстрировала этот феномен, когда молодой русский парень из окружения Лимонова на какой-то пресс-конференции или презентации, проводимой русским человеком Никитой Михалковым, чем-то возмущённый, бросил в знаменитого режиссёра то ли яйцо, то ли помидор. Охранники Никиты Сергеевича тут же схватили наглеца, заломили ему руки, а к обидчику подошёл лощёный, элегантный отпрыск дворянского рода и без замаха, как хороший футбольный форвард, вонзил ему свой остроносый модный ботинок в низ живота… Словом, поступил с простолюдином по-дворянски… И миллионы людей видели по телевидению эту позорную сцену.

Слепая сословная ненависть к низам не раз выплёскивается на страницы глазуновской книги «Россия распятая»:

«Шудры — рабы, слуги общества»; «именно из шудр, черни — отбросов сословного общества, всегда готовых грабить и убивать, во все времена формировались легионы „сознательных пролетариев“, рушащих алтари и троны»; «пролетарии и шудры — это фактически одно и то же».

А что, разве с этой точки зрения нынешние несчастные скинхеды, выброшенные из общества, не являются шудрами? Так же как нищие подростки, которых на знаменитых бразильских пляжах Копакобана время от время отстреливают специальные отряды, как бы очищающие от этих париев город, как от бродячих собак. Молодая, но уже известная поэтесса Марина Струкова — крестьянская дочь из Тамбовской губернии, любимица ребят из РНЕ и сегодняшних скинхедов, на мой взгляд, куда более русский человек, нежели дворянин Илья Глазунов, потому что она знает: нынешние шудры — это дети народа: