Наш Современник, 2005 № 09

И в каком только обличье не являлся человечеству претендующий на элитарность бес — разрушитель Божьего мира, какие только маски на себя не надевал! Вчера коммунист, сегодня демократ, завтра фашист, пацифист, религиозный фанатик… Мгновенная приспособляемость к любым обстоя-тельствам, идеальная политическая и социальная мимикрия — вот главный путь достижения адской цели… В «Тихом Доне» Шолохов цитирует воззвание Ленина к соратникам: «…во имя одной цели, одушевленные одной волей, миллионы людей меняют форму своего общения и своего действия, меняют место и приемы деятельности, меняют орудия и оружие сообразно изменяю-щимся обстоятельствам и запросам борьбы…».

Под разными именами, под разными знаменами, а суть одна. Бунин в «Окаянных днях» проводит параллель между вождями французской революции и российской: «…Сен-Жюст, Робеспьер, Катон… Ленин, Троцкий, Дзержинский… Кто подлее, кровожаднее, гаже? Конечно, все-таки московские. Но и парижские были не плохи…». И еще: «Какими националистами, патриотами становятся эти интернационалисты, когда это им надобно!..».

Бывает, что маска беса вообще не имеет определенного очертания и цвета. Любопытно, например, что идеи исламского экстремизма и терроризма не раз в истории каким-то удивительным образом органично соединялись с самыми левыми радикальными коммунистическими идеями: в Турции, в Индонезии, в той же Албании… Вспомним Челкаша в рассказе М. Горького — люмпена, на которого делала ставку зарождающаяся революция в России: «…тряпка на его голове, понемногу краснея, становилась похожей на турецкую феску…».

Для православных рай — это прежде всего место духовного блаженства, освобождения от страданий, душевных болей, мук совести. Представителям иных религий рай может представляться страной материалистического изобилия и свободы плотских наслаждений. Коммунистическая идея, как и капиталистическая идея, есть идея построения нового материалистического рая на Земле. Разница лишь в том, для кого этот рай осуществится: для индивида, для группы или коллектива, или для всего человечества. Поэтому и капиталистический строй, и коммунистический строй в России (особенно начиная с либеральных реформ Александра II), не мешая духовному раскрепощению, а значит, и процветанию одних народов, автоматически подавляли и продолжают духовно подавлять народ православный.

НА СЦЕНЕ КАТОРЖНЫЕ

Способы, которыми человек доводится до кровожадного звериного или тупого «зомбированного» состояния, известны. (См. «Бесы» Достоевского и др.) Остановимся на некоторых. Прежде всего это, конечно же, пропаганда крови, насилия и бесстыдства. Так в либеральные времена правления Александра I, когда в тайных обществах замышлялся и разрабатывался революционный переворот, на страницы «коммерческих» журналов, на сцены конъюнктурных театров шагнул герой социального дна — член бандитской шайки, воровского или развратного притона и проч. (То же было перед Французской революцией: один маркиз де Сад чего стоил.) Крылов негодовал. По его мнению, авторам будто только и осталось, что «выводить на сцену одних каторжников или галерных преступников…». Пушкин возмущался тем, что в России публикуются развращающие читателя записки парижского сыщика Видока и откровения палача Самсона: «После соблазнительных Исповедей философии XVIII века явились политические, не менее соблазнительные откровения… мы захотели последовать за людьми известными в их спальню и далее… мы не остановились на бесстыдных записках Генриетты Вельсон, Казановы и Современницы. Мы кинулись на плутовские признания полицейского шпиона и на пояснения оных клейменого каторжника… Не доставало палача… и он явился…». Ну а в наше время?.. Достаточно упомянуть ТВ: детективы, триллеры, войны, катастрофы, драки, притоны, исповедальные шоу, подробности частной интимной жизни…

Пропаганду крови довершает приучение к реальной крови. Лучше всего — война. После войны с Наполеоном последовали либеральные реформы Александра I, небывалое распространение тайных обществ и попытка революционного переворота 14 декабря 1825 года. Война России с Турцией спровоцировала либеральные реформы Александра II, которые логично завершались разгулом массового террора в конце XIX века. Война с Японией спровоцировала забастовки и революцию 1905 года. Война с Германией — революцию 1917 года. (Вот еще одно воззвание Ленина, процитированное в «Тихом Доне». По сути, это призыв к братоубийственной гражданской войне: «… бери орудия смерти и разрушения, не слушай сентиментальных нытиков, боящихся войны… готовься создать новые организации и пустить в ход столь полезные орудия смерти и разрушения против своего правительства и своей буржуазии…»)