Наш Современник, 2005 № 10

Это, между прочим, судьбоносный для экономического развития России вопрос, последствия этого шага затронут каждого гражданина. Широкое участие в обсуждении этого вопроса было бы испытанием молодой нашей демократии, демократии не на словах, а в реальном деле. Но не слышно ни голосов профсоюзов, ни предпринимателей, ни СМИ. Смехотворной мелочевкой занимается квазиправящая партия единороссов, покидая зал при обсуждении важных вопросов. Между тем, даже не вдаваясь в глубокий анализ сотен страниц основного соглашения ВТО и 20 тысяч страниц Приложений, принятых без нашего участия, можно предсказать, что инвестиции в нашу криминальную экономику не придут, а импорт будет еще быстрее истреблять наши промышленность, сферу услуг, интеллектуальную собственность. И что особенно опасно, ускорится рост безработицы. В поселках и городках она официально составляет 10 %, а на деле там едва ли не каждый второй не имеет работы. Это острейшая социальная проблема, а на Северном Кавказе она имеет еще и грозные геополитические последствия.

С весны 2004 г., сразу после переизбрания, президент России предпринял некоторые меры для укрепления государственной власти, для наведения в стране порядка, при котором только и могут быть внедрены основные принципы демократии. Сажу прямо: при продолжении монетаристской экономической политики это сизифов труд. И все-таки американские «партнеры» всполошились: вдруг президент откажется от Вашингтонского консенсуса?! Задействованы были СМИ, конгресс, сенат, десятки неправительственных организаций. Некрасивая, неприличная, лицемерная свистопляска: пошли в ход не то что двойные стандарты, а нечто похожее на маразм.

Чем же конкретно была вызвана столь бурная реакция на, казалось бы, внутренние преобразования, не только не затрагивающие права человека, но защищающие их, наводящие порядок в разболтанном государственном механизме? Вот в этом укреплении государства Российского все дело. Главный враг либералов-глобализаторов — национальные государства. Монетаризм — это доктрина приватизации и полного вытеснения государства из экономики, да и из жизни граждан.

А тут начали укреплять государство не в какой-то Грузии или в Прибалтике, а в России — еще недавно могущественнейшей державе мира. Во времена Ельцина государства в России де-факто не было. Очень удобная ситуация для иностранных хищников и криминала. Ходорковский как-то откровенно заявил, что «если бы в 90-е годы в России было государство, то меня поставили бы к стенке». Как пишет обозреватель Михаил Леонтьев, «США считали, что уже удавили Россию, а она вылезает из петли и уже дышит».

Да, государственная власть в России характеризуется повышенной авторитарностью. Но такой она становилась и в старых демократиях всякий раз, когда над их народами нависала смертельная опасность. Вспомним Англию в 1940–1945 гг., США во время кризиса 1929–1933 гг. и в 1941 г. после Пёрл-Харбора. Тогда в течение нескольких дней американское правительство интернировало всех — 300 тысяч — японцев. Они были лишены всяких прав. Права итальянцев в США в те годы тоже ограничивались. Это были меры, сравнимые с выселением чеченцев, ингушей, балкар. Но о них никто не говорит, потому что в США они были старательно преданы забвению.

Географическое положение России сделало нас особенно уязвимыми. Многие исследователи из тех же географических особенностей выводят и широту русской натуры. Считают даже, что ее надо бы сузить, — слишком велика русская вольница, слишком нетверда наша законопослушность.

Властность, авторитаризм русского государства вызваны именно этими двумя обстоятельствами: внешней угрозой и внутренней вольницей. Действовал универсальный закон истории: был вызов, и государство давало ответ. Церковь смягчала отпор власти. Она же смягчала крепостное право: «Холопская неволя, — писал Ключевский, — таяла под действием церковной исповеди и духовного завещания»*. В России не было религиозных войн и был достигнут межконфессиональный мир. Старый миф о раболепстве и холопстве русского народа опровергает вся наша история. Даллес был прав, назвав русских «самым непокорным народом». Возьмите, например, государственные границы России: их расширения добивалось, как правило, не государство, а народная вольница — лихие казаки, твердые в вере старообрядцы, бесшабашные искатели приключений. Где еще в мире найдется такой своеобразный народ, такое государство?!

Вот и сейчас, как в Смутное время, только мощь государства способна очистить страну от преступности, которая пронизала все поры нашей жизни. Это осмысленная, конкретная цель. Без катарсиса народный организм не выздоровеет. Это дело для героя, для народного вождя, который войдет в историю.

* * *