Наш Современник 2006 #1

При всех недостатках Горбачев обладал хорошей и цепкой памятью. Надо полагать, что он всегда помнил — думаю, помнит и сейчас — разговор, который состоялся еще летом 1985 года в кабинете генерального секретаря ЦК на Старой площади.

Как-то поздним вечером раздался звонок прямого телефона генсека (я ещё работал в ЦК). Он попросил меня срочно зайти, и через несколько минут я был у него. По кабинету ходили, что-то обсуждая, Горбачёв и Лигачёв. По первым же фразам я понял, что речь идёт о том, кто может сменить Гришина.

— Ты ведь знаешь, настало время укрепить руководство столицы. Мы с Егором сейчас обсуждаем возможную кандидатуру на пост первого секретаря Московского городского комитета. Хотели бы посоветоваться с тобой, — начал Горбачёв.

— Я надеюсь, что у вас уже есть предложения?

— Да. Нам нужен туда крепкий и боевой товарищ. Наше мнение с Егором Кузьмичом, что это должен быть Ельцин. Ты его знаешь, твоё мнение?

Откровенно говоря, я не очень задумывался над этим кадровым вопросом — у меня своих, экономических забот хватало. Но на такое заявление я не мог прореагировать положительно. Оно удивило и поразило меня.

— Да, я знаю Бориса Николаевича и считаю, что он абсолютно не годится для этой роли. Не забудьте, что речь идёт об огромной столичной организации, где сосредоточена масса заводских рабочих и основная научная и творческая элита страны. Здесь должен быть умный, гибкий, интеллигентный руководитель. Ельцин же человек другого склада: он хотя и строитель, но по натуре своей — разрушитель. Наломает дров, вот увидите! Ему противопоказана большая власть. Вы сделали уже одну ошибку, переведя его в ЦК из Свердловска. Не делайте ещё одну, роковую.

Мои доводы восприняты не были. Фактически они уже приняли решение. Мне оставалось только сказать:

— Вас не убедил, и вы пожалеете о таком шаге. Когда-нибудь будете локти кусать, но поздно!

Так и разошлись. Каждый остался при своём мнении. Я раньше не писал об этой беседе. Позднее, однако, сам Горбачёв, надо отдать ему должное, по телевидению подтвердил то, что в своё время сказал своей супруге в Кремле: единственным человеком, который возражал против назначения Ельцина в МГК, был Рыжков. Но его не послушали.

История любит порой пошутить с людьми: именно Лигачёв настоял на переводе в Москву своего будущего злейшего и непримиримого врага.

Став секретарём ЦК и занимаясь партийными кадрами, Лигачёв посетил Свердловск. Ему очень понравился энергичный секретарь обкома КПСС, и по возвращении он настойчиво, со свойственной ему напористостью начал убеждать Черненко и Горбачёва, что именно такой тип руководителей необходим для перестройки. Со мной до упомянутой беседы, да и с другими секретарями ЦК по этому поводу никто не советовался. Я часто задаю себе вопрос: почему так произошло? Почему именно Егор Кузьмич стал инициатором перевода Ельцина в Москву и сумел вывести его на всесоюзную партийную орбиту? Думаю, потому, что в их характерах много общих черт. И, как одноименные заряды, они обязаны были рано или поздно оттолкнуться друг от друга. Так и произошло. Сейчас, вспоминая прошлое и оценивая принимавшиеся тогда решения в связи с Ельциным, начиная с перевода его в Московскую партийную организацию, невольно вспоминаешь мудрые слова древних греков: кого Бог хочет наказать, того сначала лишает разума.

Общественные потрясения и государственные катаклизмы подталкивают многих на размышления о роли личности и случая в истории, и мы часто спрашиваем себя и других: а что было бы, если бы?… Имела бы перестройка такие губительные последствия, если бы не Горбачёв встал во главе партии? Что было бы с Советским Союзом, если бы Ельцин остался на Урале? О роли личности в истории имеется немало теоретических трудов, от древних философов, французских просветителей, основателей марксизма до великого множества современных известных и безвестных авторов. По-моему, весь XX век и, может быть, последние полтора-два десятка лет жизни нашей страны дали более чем выразительный материал для анализа и новых выводов философам, социологам, историкам…

Вернёмся, однако, к конкретным фактам. Через восемь месяцев после октябрьского пленума (28 июня 1988 года) в Кремле открылась ХIХ партийная конференция. На повестку дня было поставлено рассмотрение вопроса о ходе реализации решений ХХVII съезда КПСС и задач по углублению перестройки. В Кремлевском дворце съездов собралось 5 тысяч делегатов.

С докладом выступил генеральный секретарь ЦК КПСС М. Горбачев. В его выступлении был анализ достигнутого за годы перестройки, раздел о радикальной экономической реформе и многое другое. Но, пожалуй, главным было то, что впервые за три года был поставлен вопрос о реформе политической системы. Конференция образовала несколько комиссий по различным вопросам, в том числе по межнациональным отношениям во главе с членом Политбюро Рыжковым.