Наш Современник, 2006 № 11

С другой стороны, “чрезвычайщина” (поговаривали даже о “революции” Рузвельта) позволила стабилизовать положение в стране. Хотя президент самокритично признавал, что предпринятые меры дали лишь ограниченный эффект.

В начале 1938 года Рузвельт заявил: “Ни одна страна не разрешила удовлетворительным образом проблему, как дать народу работу во время депрессии. Единственный метод, разработанный до сих пор, который, по-видимому, обеспечивает 100 процентов восстановления или около этого, заключается в переходе на военную экономику”. Важное признание! Показывающее, во-первых, что преодоление кризиса виделось Рузвельту в ещё большем ужесточении (милитаризации) созданной им системы. Во-вторых, эта декларация позволяет по-новому взглянуть на американскую политику накануне войны.

Официально США придерживались нейтралитета. Но по дипломатическим каналам Рузвельт энергично направлял события в военное русло. Узнав о подготовке Пакта о ненападении между СССР и Германией, президент тут же отправил Сталину послание, в котором предостерегал от соглашения с Гитлером, оговаривая одновременно, что “конечно, он не может взять на себя никакой ответственности или дать какие-либо заверения”.

У Сталина хватило мудрости проигнорировать ничем не обеспеченный совет. А вот английский премьер Н. Чемберлен оказался куда более доверчивым. По утверждению американского посла в Лондоне Дж. Кеннеди, Германия не вступила бы в войну с Англией, если бы та сама не ввязалась в конфликт. Кеннеди уверял, что “Америка…… вынудила Англию вступить в войну. В своих телефонных разговорах…… летом 1939 года президент постоянно приказывал ему (Кеннеди) припекать зад Чемберлену какой-нибудь раскалённой железиной” (воспоминания Дж. Кеннеди приведены в записи Дж. Форестолла, в то время заместителя министра обороны США)*.

Показательно, что, подтолкнув своего европейского союзника к войне, сам Рузвельт еще д в а г о д а держал нейтралитет, что позволило Америке крупно заработать на поставках вооружения той же Англии. К концу войны все экономические проблемы Соединённых Штатов благополучно разрешились. В том числе и вопрос с безработицей. Если в 1940 году в Америке насчитывалось 10 млн безработных, то уже к 1943 году их число снизилось более чем в 10 раз!

В этой связи не могу не вспомнить историю с ещё одной, на этот раз недавней, американской “подставой”. По утверждению бывшего главы ельцинской администрации С. Филатова, войну в Чечне развязали отнюдь не “кровожадные” силовики. Выступая в большой аудитории, Филатов рассказал, что инициатором трагического марша на Грозный в декабре 1994 года был тогдашний министр иностранных дел РФ А. Козырев. Якобы, вернувшись из Вашингтона, он сообщил Ельцину, что Клинтон выразил недовольство хаосом в Чечне. ЕБН принял это как указание к действию. В результате США получили важнейший рычаг давления на Россию, который они эффективно используют до сих пор……

Но вернёмся к Рузвельту. На вопрос: “Был ли он диктатором?” можно ответить: он был человеком своего времени — руководителем э п о х и д и к т а т о р о в. Рузвельт не чуждался авторитарных методов, но по-другому эффективно решать вопросы в то время было невозможно.

Окончание Второй мировой освободило людей от страшного гнёта. Для одних оно означало прекращение оккупации, для других — увольнение из армии с её опасным и нелёгким бытом. Для большинства — обретение жизненных перспектив. Всё это может показаться риторикой, но если вспомним кадры кинохроники, запечатлевшей празднование 9 Мая на Красной площади, мы увидим, как п р е о б- р а ж а л а лица и само существо людей Победа.

То был колоссальный выплеск человеческой активности. Разумеется, этот избыток энергии не мог не сказаться во всех сферах деятельности, в том числе и в политике. Тем более что уход миллионных армий держав “Оси”, оккупационных администраций и связанных с ними коллаборационистов оставлял своего рода пустоты, политический вакуум — не только в Европе, но и по всему миру, — и эти лакуны стали быстро заполняться новыми людьми и движениями.

С 1945 года начался второй этап демократизации. Причём его особенностью было то, что процесс разворачивался не столько в Старом Свете, сколько на мировой периферии. Противоборство недавних союзников по антигитлеровской коалиции на десятилетия вперёд жёстко отформатировало Европу, разделив на два лагеря.

В последние годы в этой связи обычно говорят о “поглощении” Советским Союзом Восточной Европы, установлении тоталитарных режимов и подавлении всевозможных свобод. При этом, как правило, игнорируют тот факт, что жёсткие ограничения налагались с о б е и х сторон. Послевоенные события мало напоминают борьбу добра со злом, свободы и тоталитаризма, как пытаются нам внушить ангажированные историки и политологи. Скорее речь следует вести об о б о ю д н о й регламентации жизни, продиктованной логикой глобального противостояния.