Наш Современник, 2008 № 09

"Врет, конечно же, врет, - подумала Ирина Андреевна. - Нигде он ее не встретил, а позвонил или послал телеграмму… "

Нил Афанасьевич отвернулся и сидел теперь как-то очень смирно, даже пришибленно, как бы зная, что его раскусили, да и уши выдавали его ложь - были очень красны и очень заметны возле серебряной седины головы.

А историю со спасением заблудившейся учительницы Ирина Андреевна действительно услышала впервые: Евгений Федорович был крайне сдержан в рассказах, которые касались им любимого, но очень не любимого женой увлечения. "Так я и знала, что это каким-то образом связано с охотой, - подумала Ирина Андреевна. - Да ведь мне и Ксения намекала, что там не все чисто… Он Ксению и не любил больше всего за то, что она о чем-то догадывалась… " - Ирине Андреевне вдруг пришло на память, как подруга, бывало, подковыристо спрашивала Евгения Федоровича: "Ну, как дичь, охотник?" - "Летает", - небрежно и угрюмо отвечал ей он.

Ксения ближе придвинулась к Ирине Андреевне, шепнула на ухо:

- Ну и пусть эта лыжа там остается. Чтобы за столом ее не видеть. Так спокойнее.

Ирина Андреевна не сразу сообразила, что подруга оскорбительно окрестила незнакомку лыжей. "Хм, лыжа…" - усмехнулась про себя Ирина Андреевна, вспоминая высокую худую прямизну учительской фигуры. Но вслух ничего не выразила, только слегка пожала плечами.

По дороге к Ирине Андреевне никто больше не обращался, с ней не разговаривал, на нее, овдовевшую, печальную, лишь тайком поглядывали с жалостью - точно так же поглядывали и на ее детей, сестру и брата, - осиротевших, понуро-грустных, безмолвно посматривающих на скучную мокрядь октябрьского дня, плывущую за боком автобуса.

Поминки устраивались дома - не в столовой, не в кафе (покойник не любил общепита), - и дома не тесно.

Лишь только автобусы остановились против пустоваловского крыльца, Ирина Андреевна решительно направилась в дом, в кабинет покойного мужа, на ходу расстегивая пальто. Перед этим она наказала Ксении:

- Меня некоторое время не будет. Распорядись тут, как полагается. Я скоро.

Кабинет помещался в угловой светлой комнате с двумя окнами на разные стороны - юг и запад. Помимо двухтумбового письменного стола с канцелярской необходимостью и лампой под зеленым абажуром, высоких - под потолок - книжных шкафов и характерного для таких кабинетов кожаного дивана, здесь на треножнике находился мольберт, а подле на столике - карандаши, краски, в старой вазе букет из кисточек щетинкой кверху. Евгений Федорович смолоду учился рисованию, но за порогом юности дело это капитально забросил, и лишь в последние годы его опять потянуло на живопись. Проходя к письменному столу, Ирина Андреевна с нехорошим подозрением покосилась на все это художницкое хозяйство.

Из ящика она вынула блокнот с рисунками и записями, нашла нужную страницу. Образ сельской спасенной учительницы угадывался несомненно. "Так и есть… " Но не только ради этого рисунка уединилась Ирина Андреевна в кабинете: интуиция подсказывала, что здесь можно откопать и другие сведения об особе в берете; Евгений Федорович умер в одночасье и, конечно, не успел уничтожить зафиксированные бумагой тайны.

При жизни мужа она никогда не позволяла себе копаться в его столе: зачем нарываться на скандал? Да у нее и не возникало желания уличать его в каких-то грехах, но теперь, когда он умер и на его похоронах появилась чувствительная странноватая женщина, в Ирине Андреевне взыграл азартный интерес к возможным секретам покойного.

Ничего компрометирующего пока не попадалось, но в одном из ящиков, среди научных рефератов, Ирина Андреевна наткнулась на томик стихов любимого мужем Блока. Она взяла книгу, открыла, машинально прочла какую-то строфу, перевернула несколько страниц и вдруг… вдруг нашла то, что искала!… Письмо было без конверта и не все: лишь небольшая часть, уместившаяся на листочке почтовой бумаги. Глядя на ряды слов женского почерка, Ирина Андреевна вдруг очень разволновалась: голова немного даже закружилась, грудь обдало шумом напуганного сердца.

Неожиданно дверь кабинета подалась, в комнату заглянула Лиза. Ирина Андреевна вздрогнула, сунула письмо обратно в стихи; от своего стыдливого, воровского положения стало жарко.

- Мама, там спрашивают… - заговорила Лиза, но Ирина Андреевна, превозмогая смятение, упредила вопрос дочери отговоркой:

- Лизочка, без меня. Пока все без меня! Мне нужно побыть одной. - Сказала торопливо, чуть раздраженно, делая отстраняющий жест руками.

Робкая, подавленная, слинявшая какая-то от слез и переживаний, Лиза понимающе кивнула головой и скрылась. Ирина Андреевна прислушалась, уловила затихающие в коридоре шаги дочери и отдаленные голоса из гостиной и, чтобы обезопасить себя, примкнула дверь защелкой. Теперь никто не сможет застать ее врасплох, увидеть, что она проникает, быть может, в святая святых покойного супруга; она даже шторы на окнах призадерну-ла, чтобы не следил за ней из палисадника посаженный Евгением Федоровичем каштан.