Разделяют эту реку на сегменты-эпохи: меняющийся склад ума, мирост-роительные замыслы, различным образом толкуемые цели бытия. И еще, наверное, ступени метафизического промысла. Настоящее - приоткрытая человеческой свободой дверь, преодолев порог которой, люди обретают сотворенную ими вместе версию будущего. Так что перемены в мировоззренческом строе, общественной психологии по крайней мере не менее важны, нежели материальная, событийная сторона жизни, ведь именно здесь прорастают зерна исторических переворотов.
Множественность форм и алгоритмов практики есть не что иное, как зримое воплощение богатств социальной ментальности - производное той странной субстанции, которая, по выражению известного историка (Жака Ле Гоффа), есть нечто объединяющее Цезаря с последним солдатом из его
легионов, святого Людовика с крестьянином, пашущим землю, Христофора Колумба с матросами на плывущих по океану каравеллах. Сегодня, балансируя на краю познанной реальности, люди ощущают эту дрожь в груди, познавая волнение и страсти конквистадоров. И так же, как и те, не имеют ни достоверных карт эпохи, ни прочерченных маршрутов в мир за горизонтом.
Время, в котором мы обитаем, - лишь порог нового эона, зыбкое транс-граничье, мост над неспокойными водами, объединивший погружающийся в Лету континент Модернити с возникающей из вод истории зыбкой и неведомой Атлантидой. Хроники переходного периода противоречивы и алогичны, они дезорганизуют и корректируют привычную систему исторической записи -
Дискуссии о постсовременной цивилизации или же менее обязывающие рассуждения о модернизационной реформации вполне могут являться данью скучному ритуалу, но они же имеют шанс стать взрывчатой, революционной темой. И, кстати, совсем не риторичный вопрос: что, собственно говоря, понимать под "постсовременной цивилизацией"? Если это очередная социально-культурная метаморфоза христианского эона, то подобные процессы не раз, не два происходили на протяжении двух последних тысячелетий. Если же в данной констатации заключена мысль о принципиально иной социальной конструкции, то мы, конечно, присутствуем при революционном и драматичном событии.
Как раз подобное толкование все чаще ощутимо в дискуссиях о происходящем на планете.
Более того, речь идет, по-видимому, о зарождении иной цивилизации не только в том широком смысле, который был привнесен в определение категории в Х1Х/ХХ веках как тема культурно-исторических типов, культурных суперсистем, субэкумен (что позволило, к примеру, Арнольду Тойнби насчитать двадцать с лишним цивилизаций), но в русле изначального, более узкого употребления термина, презентованного толкователям общественных трансформаций еще маркизом Мирабо.
Здесь мы вплотную приближаемся к парадоксу, невольно трансцендируя и переосмысливая значение понятия, заключенного в последовательности
Саму же историю цивилизации - в том числе в значении становления, расцвета и упадка городской ("цивильной") культуры - можно, в конечном счете, свести к двум протяженным периодам.
Один - это возникновение и развитие городских культур древнего мира, причем как восточных, так и античных, т. е. того обильного разнообразия, которое можно объединить понятием
Именно данная -