Наш Современник, 2009 № 01

Моё очное знакомство с Виктором Коротаевым было примечательным и запоминающимся. Тот день для меня был наполнен обилием мелких неприятностей, а моё настроение было чернее тучи. И вдруг телефонный звонок, думаю, - ну вот, ещё одна пакость. Снимаю трубку и слышу: "Это поэт Виктор Коротаев, у меня есть пьеса, может быть, поговорим?" Оживляюсь и отвечаю, что жду его. Не прошло и нескольких минут, как в кабинет врывается шквал искрометного юмора и нескончаемого оптимизма, звучат какие-то дежурные фразы, свежие анекдоты вперемешку с прибаутками и забавными четверостишьями. В его глазах светилось дружелюбие, но нет-нет да вспыхивали настороженные вопросы - свой или чужой? что за человек? можно ли иметь с тобой дело? Моё плохое настроение как ветром сдуло, мы общались удивительно легко, так, как будто мы знакомы много лет. Виктор сказал, что он хоть и поэт, но заканчивает пьесу "Женская логика", она у него первая и, дай Бог, не последняя. Про себя я подумал, что название звучит интригующе - "Жен-

ская логика", и сразу решил, какая бы пьеса ни была, театр её ставит. Мы договорились о встрече, а так как я совсем не знал его творчества, то попросил Виктора принести вместе с пьесой какой-нибудь сборник его стихов, наиболее характеризующий его самого и его поэзию.

Спустя несколько дней он пришёл серьёзный, настороженный и какой-то торжественный. Я понял, он, наверное, всегда такой, когда расстаётся с очередным своим детищем, передавая его в руки непредсказуемых редакторов и издателей. Вместе с пьесой он принёс свой сборник стихов "Вечный костер" с дарственной надписью. Я открыл книгу и буквально на первых страницах увидел знакомые строки, до меня дошло - ба, да это же тот самый Виктор Коротаев, о котором с такой теплотой несколько лет назад отзывался В. П. Астафьев.

Россия, белая от снега И золотая от сосны… Следы последнего набега Уже как будто не видны.

Моё решение ставить пьесу укрепилось вдвойне, я рассказал ему о творческом вечере В. П. Астафьева, он был немного смущён, отнёсся даже к моим словам с недоверием, но где-то глубоко внутри был польщён и горд за его оценку. Подумав, он заметил:

- Когда мы с Александром Романовым были в гостях у Виктора Петровича, он сказал нам, что поэзия в его понимании - это напряжение мысли в великих просторах раздумий о страстной и безграничной любви к Родине с горькой или светлой правдой в сердце.

Мы - не на уровне задачи, Когда, пуская лёгкий дым, В кругу

О Родине судачим: Шумим! Корим! Боготворим!

Да, путь её и многотруден,

И объясним не всякий раз…

Но Русь была,

И есть,

И будет

До нас,

При нас

И после нас.

Прочитав его книгу стихов и пьесу, я понял, что одновременно имею дело с очень искренним человеком, маститым поэтом и совершенно незрелым драматургом.

Для начинающего драматурга его ошибки были типичны. Вместо пьесы я увидел очень крепкую повесть в диалогах с ярким языком и глубокими трагическими нотами. Но, к сожалению, драматургии в ней было мало. Зная, как неоднозначно реагируют авторы на замечания, я очень аккуратно и округло начал говорить о недостатках. Виктор прервал меня, сказав, чтобы я не крутил и поведал всю правду, как она есть. Я ему и сказал всё, что думаю о пьесе. На его вопрос, - нуи что же дальше? Я ответил вопросом: "Работать будем?" Последовал утвердительный и серьёзный ответ: "Будем!"

Мы работали с перерывами около года. Виктор, как послушный ученик, постигал теорию драмы. Мы структурировали текст с учётом принципа "захват внимания", убрали повторы, поправили событийный ряд, а несколько основных событий, носивших описательный характер, перевели в разряд действия, обострили конфликты, уточнили взаимоотношения персонажей и языковые характеристики героев. С упорством и без пререканий он очень быстро переписывал сцену за сценой, но каждый раз, принося материал, недовольно ворчал, что ему приходится рушить такой отличный текст, и в результате всё

получается очень плохо. Прочитав переделанное, я, как правило, отвечал, что с позиции прозы, может быть, стало хуже, но с позиции драмы это даже очень неплохо.

Как поэту, Коротаеву трудно было преодолеть своё поэтическое "я", оно одинаково звучало в голосах и интонациях практически всех персонажей. Станислав Куняев так писал о Коротаеве: "Его стихи густо заселены определёнными судьбами и ликами, среди которых мать, жена, сын, земляки, друзья, недруги, и, конечно же, все эти судьбы как бы растворены в голосе автора и объединены им". Это неоспоримое достоинство поэзии Коротаева, но драматургия требует иного, обратного подхода, автор должен полностью раствориться в своих героях, при этом сохранив у каждого из них только им присущий голос и свою индивидуальность.