Сцена мне очень понравилась. Я рекомендовал Виктору в обязательном порядке продолжить работу и сказал, что из такого материала может получиться потрясающая пьеса, но ни в коем разе он не должен делать Рубцова выдающимся поэтом современности, Рубцова надо показать обыкновенным человеком, со всеми присущими простому человеку радостями и горестями. Зная Валентина Трущенко не только как прекрасного, тонко чувствующего актера, но и как думающего режиссёра, посоветовал Виктору начать работать над пьесой вместе с ним. Позже я несколько раз спрашивал его и Валентина, как продвигается работа, но они как-то уклончиво отвечали. Коротаев говорил, что у него на творчество совсем нет времени, а издательство и газета отнимают все силы, Трущенко же говорил, что Виктор никак не несёт готовый материал. Я понял, что допустил ошибку, потому что посадил за один рабочий стол две яркие, неординарные и талантливые личности, но, к большому сожалению, в работе малосовместимые в силу особенностей их характера. В жизни они дружили, но работать вместе не могли. Жалко, что они не нашли общий язык, и спектакль о Рубцове не состоялся. Я предложил Виктору продолжить работу над пьесой вместе со мной, но он ответил, что время ушло, и он устал от этой для него тяжёлой темы, может быть, когда-нибудь в будущем он вернётся к ней.
Работая над статьёй, я узнал от жены поэта В. А. Коротаевой, что Виктор всё-таки написал пьесу о Рубцове, назвав её "Задушенная песня". Почему он не показал её мне, я не знаю. Может быть, Виктор не верил, что постановка его пьесы может осуществиться, потому что не доверял театру, который с моим уходом резко поменял курс и вернулся "на круги своя", проигнорировав накопленный опыт работы с вологодскими авторами. Наверное, он знал, что даже великолепную пьесу В. И. Белова "Семейные праздники" театр отказался ставить.
Меня поражала его всевологодская народная известность, любовь и уважение. От самых простых работяг и до самых известных людей Вологодчины его считали своим, а стихи знали и очень любили. Некоторые близкие друзья в шутку называли его "Витаминычем", он не обижался и, смеясь, говорил, что любой спелый фрукт или овощ напитаны солнцем, а это сплошные витамины, которыми они щедро делятся с людьми, а он с народом делится очень хорошими стихами. Виктор не стеснялся своего творчества, он был уверен, что пишет на радость людям великолепные стихи, которые на долгие годы переживут его самого. Так оно и случилось.
Года через два или три после смерти Коротаева я заметил, что одна пожилая уборщица из Законодательного собрания постоянно со мной здоровается. Я как-то спросил её, что, разве мы знакомы? Она ответила:
- Да, знакомы, помните, Виктор Вениаминович, вы меня поздно вечером на дороге подобрали и до моей деревни подвели.
Я ей сказал, что я не Виктор, но очень хорошо его знал, что Виктор умер несколько лет назад. Она запричитала и сквозь слёзы сказала:
- Как жаль, хороший был человек, он такие солнечные стихотворения писал.
Я тогда удивился тому, что простая женщина, по всей видимости, малообразованная, нашла такое точное определение поэзии Виктора Коротаева.
Это стихотворение Виктор Коротаев посвятил памяти Николая Рубцова, но его в полной мере можно отнести и к нему самому. Как пронзительно оно звучит сейчас, в год, когда уже десять лет с нами нет большого и светлого поэта, доброго и веселого человека, преданного друга.
ВИКТОР КОРОТАЕВ БРОЖУ ПО РОДИМОЙ ОТЧИЗНЕ
На кашке и ромашке день настоян,
И небеса встряхнулись
И зажглись.
Сей милости
Не всяк просящий
Стоит,
Но стоит
Человеческая жизнь.
Прими ж рассвет,
Как добрый знак участья
Самой природы
После всех дождей.
Пойми,
Что привередливое счастье Зависимо не только От вождей.
Но от листа багряного
Осины,
От ветерка,
Колеблющего рожь…
А если поточнее -
От России,
В которой ты родился И живёшь.
Набродился по белому свету,
По широкой
И гулкой земле,
Шумно радуясь
Красному лету,
Низко кланяясь
Снежной зиме.
Поднимался
На синие горы,
Опускался
На тёмное дно
И, пустые