Наш Витя – фрайер. Хождение за три моря и две жены

— Может! Бах воссоздал гармонию мироздания! — горячо возразил Витя. — Я не могу наполнить его формы земным содержанием, они чисты. Но как… Я не знаю иных слов и говорю по-вашему — они божественны.

Нафтали печально покачал головой.

— Это малая часть земной музыки. И от Баха в каиновой цивилизации мы пришли к «Ногу свело» или вот… «Крематорий» — есть такие ансамбли, да? А в промежутке Шопен, Чайковский, Бетховен, сама чувственность… Толстой про это рассказал в «Крейцеровой сонате»…

…Витенька боялся этого визита. Рав представлялся ему суровым старцем-морализатором с мудрёными религиозными прибамбахами. А перед ним был почти ровесник (он мог быть Вите старшим братом), простой и милый собеседник. Редкий случай, когда беседа возникла сама собой, в разговоре их вёл интерес друг к другу.

У рава был хороший русский, хотя он родился в Израиле. Рыжая борода, в которой путались солнечные лучи, рыжие брови. Белозубая улыбка перекликалась со сверканием белков больших и веселых карих глаз. Чистота, здоровье и доверчивое простодушие… И Витенька неожиданно для себя раскрылся. Он жаловался раву, как ребёнок жалуется матери на свои неудачи.

Рав избавил его от стыдной необходимости убеждать собеседника в профессиональной состоятельности. Не хотелось говорить о победах в конкурсах, похвалах коллег и прочей чепухе. Нафтали опередил:

— Кое-что мне дано видеть, я вижу уровень твоей одарённости… Ты из тех, кто точно оценивает себя и должен делать своё дело отлично. — Слово «своё» он как бы подчеркнул. И заодно рассказал: всюду, где собираются не меньше 600 евреев, создаётся самодостаточное общество, способное обслуживать себя именно потому, что каждый знает, к чему призван Господом.

— А между тем я вынужден отказаться от игры на кларнете…

— Ты играешь на кларнете?

— На саксофоне. Сейчас на саксофоне. Саксофон-сопрано. Впрочем, «играю» здесь мало подходит. Лабаю, насилую инструмент, как последнюю девку. И себя — насилую. Деньги…

— Саксофон, значит? Труба.

— Между собой мы, музыканты, кларнет называем «сучком», а сакс — «самоваром». Но строго говоря, в основе своей и тот и другой труба, ты прав…

— Кстати, вовсе не скрипочка — настоящий еврейский инструмент, как это принято думать, — перебил его рав. — У Моисея было две серебряные трубы. В пустыне, выводя народ из египетского рабства, он использовал их для дела. Два непродолжительных звука — собирайся народ! Весь! Один продолжительный звал старейших всех еврейских колен. Прерывистый — в поход.

— Как в пионерском лагере. Или на военных сборах.

— Да, так до сих пор ведётся не только у евреев… — Рав помолчал. — А отказываться от Его дара нельзя! Ты нарушаешь порядок, важный не только для тебя. Да ты и не сможешь отринуть этот дар, если даже захочешь.

И Витя подумал: пока не смог.

А рав продолжал:

— Работает это так: у человека есть гуф — тело, есть нефеш — душа в нашем житейском понимании, сехель — разум и нешама — тоже душа, но не животная — высшая. Нешама принадлежит и тебе, и верхнему миру одновременно. Дар изливается от Него через нешаму. Господь использует человека как проводник. Долг человека — отдать полученное людям.

Независимо от обладателя, нешама наполняется и наполняется. Или дар может вдруг иссохнуть, когда его обладатель вовсе не хочет этого. Помнишь, Блоку шли стихи, он их просто записывал, а после — не шли? Один талант может быть заменён другим, тогда художник становится литератором или наоборот. Но если нешама наполняется, это великое благо для человека. Его жизнь имеет смысл. Надо благодарить Господа и суеверно бояться творческой пустоты… Кстати, как правило, вместе с даром даются силы для осуществления и создаются условия…

— Вот, мы подошли к моей проблеме! Как правило… У меня всё не так. А я ведь веду речь не о славе, не о признании и богатстве, не о тех цацках, за какие продают душу Сатане. Мне всего-навсего хочется кормить своих детей делом, какое люблю и знаю. Как это делают тысячи людей… Может, в вашей небесной механике произошёл сбой?

Рав молчал. Замолчал и Виктор.

Тот миг замер и остался в нём навсегда. Как пчела в тягучем янтаре: влажные ноты вновь и вновь повторяемой «Баркаролы», перекличка арабов, выбеленные солнцем горы, кривое деревце божественной красоты.

— Ты родился в одном из этих месяцев: адар, нисан, тамуз, ав? — вдруг спросил Нафтали.

— 12 апреля.

— Так и есть, нисан по еврейскому календарю! Так я и думал! Только явившиеся на Землю в эти месяцы зависят от созвездий, остальных евреев Господин наш освободил от влияния звёзд. Ты знаешь, что значит на иврите «мазаль тов»?

— Естественно.

— Переведи.

— Желаю удачи. Счастья тебе.

— А дословно?

— Не знаю. Как-то не задумывался.

— Дословно: хорошего созвездия! «Мазаль» — созвездие. Если есть хорошее созвездие, значит, есть и плохое, так?

— Тогда?..

Рав печально улыбнулся:

— Космос нам не подвластен. — Снова задумался: — Впрочем, есть способы как бы скрыться от влияния планет… Имя менять нельзя. По имени ты записан в Тору. Но сменить фамилию…

— Я и там, в России, ничего не менял, ни отчества, ни пятого пункта. Я люблю отца…