Наш Витя – фрайер. Хождение за три моря и две жены

— Разве у всех не так? — задумчиво спросил Петко. — Почему я здесь? Почему из Румынии мальчишкой бежал и спасся, когда другие на войне сгорали, как щепки? И на корабль последний попал, и на Кипре не умер? И десять молодых лет носило меня по свету, словно высохшую траву… Их я вычитал из остальных. Долго вычитал. Потому что из-за них не всё сложилось, как я хотел, потому что остался без образования. Был молодым, после сразу стал старым. Можно ругать Бога, можно благодарить. Теперь я благодарю.

— Я тоже. Есть дети, есть Израиль и есть Манечка. Но что делать с музыкой? — Витя пробежал пальцами по клапанам саксофона. — Мне хочется зарабатывать музыкой. Не на свадьбах и бар-мицвах, а в концертах, чтобы всё было серьёзно… И музыка была настоящая.

…Петко курил. И огонёк его папиросы вспыхивал и гас в ритме угольков костра, потому что один и тот же ветер прикасался порывами ко всему, что было здесь в этот миг. И к Витиному лицу, остужая горящие щёки.

— Имеешь полное право играть во всех филармониях и консерваториях, — подвёл Петко итог разговору.

— Или музыка, или деньги? — Зеев смотрел на Витеньку в упор. — Я правильно понял?

Витя кивнул, — да.

— Но ведь не ты первый. Сколько музыкантов умерли в нищете. Возможно, там, — показал Зеев пальцем на потолок и выше, — сам талант считается наградой и богатством. Получил — и достаточно, а? Не слишком ли много хочешь от неба?

— Возможно, так. Но я хотел бы знать точно. Если мне за мою игру ничего не положено, я брошу трубу и выберу деньги. Потому что семья, дети. Я слышал, Зеев, в Израиле есть люди, видящие судьбу и знающие предназначение каждого из нас… Они могут мне сказать, нужно ли пытаться совместить приятное с полезным или забыть о профессии?

— Каббалисты? Ты ходишь без кипы и хочешь использовать каббалу? — Зеев покачал головой, осуждая бедного Витеньку. — Ну, ладно. Посоветуйся о своих проблемах с моим равом. Он человек добрый и мудрый, десять лет учит Тору. Поговори. — Зеев считал деньги, принесённые Витей для погашения долга. — Десять тысяч, ещё девяносто за тобой. Но ты с ними не спеши. Для того и дал тебе в долг, чтобы ты со своей жизнью спокойно разобрался.

Ишув был надет на гору, словно шляпа на голову еврея. «Тулья» — сгрудившиеся домики и дома за стенами из валунов, — маленькая, но стойкая крепость на случай защиты от братьев-арабов, рассыпавшихся мелкими кучками по склонам и долинам.

«Поля шляпы» — дорога, кольцом нависшая над обрывами. А на срезанной макушке-«донышке» — спортплощадка, бассейн, магазинчик, почта, три синагоги и остановка автобуса.

Рава Нафтали в ишуве знали все. Дом его был виден сразу. Черепичная крыша, волны сиреневых и малиновых цветов, алое кипение рожковых деревьев у ровного кустарникового забора.

Рав ждал Витю на «балконе» (мозаичный мраморный пол, деревянный навес). Угловые столбы густо обвивал виноград. Сюда не проникало слепящее солнце, здесь хозяйничали ветерки.

Прохлада. И звуки «Баркаролы» Чайковского из окон дома напоминали о воде, речной или озерной, струящейся между пальцев и вспыхивающей на солнце. Кто-то играл вполне прилично.

— Старшая дочь, — объяснил Нафтали. — В доме раввина светская музыка тебя удивляет, да?

— Должно удивлять? — ответил вопросом на вопрос Витя.

— Ах да! Забыл, ты не молишься и даже часа не отводишь для чтения Торы. Надеюсь, ты просто атеист, а не воинственный безбожник? Есть ведь и такие, не дай-не дай Бог.

— Я просто не думал в эту сторону.

— Как странно, «не думал». Музыка и религия, по-моему, схожи. Музыка продолжает нас в мире нематериальном, как молитва.

— Музыку чаще сводят к математике.

— Не сводится, ибо волнует в тот самый момент, как рождается. Молитва, если искренняя, тоже захватывает сердце. Молитва верней. Иногда искусство, прельщая красотой, уводит от главного, от Него. И… от Его творений…

Проследив за взглядом Нафтали, Витя увидел в проёме, обрамлённом виноградными лозами, молодое деревце. Не высокое и не прямое, — ветры заставили его гнуться в одну сторону и не дали вольно раскинуться ветвям. Витя видел его против солнца, без подробностей и цвета. Как схему. Он даже не мог точно сказать, яблоня это, слива или персик. Но многоточие плодов в небрежно порушенной симметрии не просто радовало глаз, а говорило о бесконечно важном. О Присутствии.

«Этой красоте и впрямь нет равной среди творений человеческих», — Витя знал, что и ему, и раву пришла одна и та же мысль.

— Музыка, — сказал после паузы Нафтали, — возникла первой среди искусств. Она лучше помнит Его. Знаешь, как это было?

— Откуда мне?

— Когда Каин убил Авеля, рухнул космический замысел. Всё сдвинулось, и земля отказалась кормить убийцу. Человек, чтобы прокормиться, вынужден был создать город, ремесло, оружие, рынок, деньги. Но, тоскуя по прежнему единству с Господом и природой, в утешение себе он создал и гармонию. Искусственную… Искусство. Один из близких потомков Каина был музыкантом. Но он был только человеком, и ему было далеко до Того… Человек не может…