Наша фантастика, №3, 2001

Перед читателем возникает не застывший в бронзе или мраморе герой с сурово насупленными бровями, а живой и понятный рыжий мальчишка, дерущийся с соседской ребятней, мечтающий о великих делах. А вокруг сверстники и взрослые. И каждый преподает юному Одиссею какой-либо из уроков жизни, которые авторы называют «взрослыми детскими играми». Дядя Алким дает ему наглядные примеры стратегии и тактики. Нянька Эвриклея знакомит с премудростями древних жрецов Та-Кемета, откуда она родом. А вокруг Итаки бушует море, в котором курсируют корабли пирата Лаэрта, обучающего наследника искусству управления государством и финансами. И природа, пьянящий горный воздух и щедрое солнце, которые золотят и закаляют кожу. «Луна панцирной бляхой выпятилась в просвет между облаками. Ясное дело, днем этих облаков зови, не дозовешься, а ночью, когда и без них прохладно, — ишь набежали! Ночная птица взахлеб кричала над лесистым Нейоном, жалуясь на одиночество, и вопли кликуши неслись вдоль изрезанного бухтами побережья Итаки, дальше, дальше… а что там, дальше? Ничего. Иногда рыжему сорванцу казалось: дальше действительно нет ничего и никого. Взрослые только обманывают, будто есть. Седой Океан струится вокруг Итаки, ограничивая мир; по вечерам можно видеть, как на горизонте клубятся пряди древней бороды». И еще нехитрые детские радости и мелкие обиды. Все как в нормальном обычном детстве.

Можно выделить несколько ключевых моментов в становлении Одиссея как личности. Это прежде всего сооружение первого кенотафа, когда Лаэртид вступает в непосредственные отношения с запредельным миром. Какое-то духовное прозрение снисходит на мальчугана, вызывая сотрясение, ломку пространства вокруг него, окружая некоей сакральной аурой. Не случайно рядом с ним появляется Старик, ставший для Одиссея зеркалом души. Закономерно и появление в жизни юного басиленка (экое вкусное слово) нового учителя — лучника Эрота. Именно он впервые открывает юноше простые истины: оказывается, нужно просто любить все вокруг. И тогда любые преграды и препятствия становятся преодолимыми.

Следующий судьбоносный момент в жизни Одиссея — его Преображение. Вместо полудурка пастуха гостям Лаэрта является во всем блеске и величии наследник престола Итаки. Этакая древнегреческая Золушка. Таким образом, герой взрослеет, переступает грань, отделяющую подростка от зрелого юноши, уже почти мужчины, каковым его, по нашему мнению, делает любовь к Афине. Богиня тоже дает ему уроки. Нужно ли для того, чтобы иметь плотскую связь с небожителем, обладать выдающимися данными? Олди почти не упоминают о мужских достоинствах Одиссея. Да, вероятно, не в них главный секрет. А все в том же сакральном пространстве, ауре, делающей Лаэртида богоравным, т. е. равным, подобным богу.

Интересен образный ряд, с которым для Одиссея ассоциируется Афина: сова, олива, крепость — мудрость, мир, война. Те поприща, на которых прославился сам хитроумный муж. Так кто кому дает силы, кто от кого набирается энергии? Чрезвычайно удачным в развитии данной темы показался эпизод, когда герой пытается восстановить справедливость, попранную, по его мнению, Парисом в разрешении дела с яблоком раздора. Пребывая с миссией в Трое, Одиссей возлагает такой же плод к ногам изображения Афины:

«— Возьми, маленькая…

Он сунул руку за пазуху. Достал яблоко, купленное загодя на рынке. Краснобокое, глянцевое. Самое большое, какое только нашлось. Ногтем нацарапал, взрезая кожицу: „Прекраснейшей“. Положил на алтарь. Деревянный идол долго смотрел вслед рыжему, и капли сырости текли по грубо вырезанному лицу».

А завтра была война…

И еще раз мы возвращаемся в светлый мир юности — в пятой песне второй книги, где главным действующим лицом выступает сын Одиссея Телемак. Где, у кого подсмотрели молодые писатели, которым, к счастью, не привелось самим пройти через горнило войны, эту неизбывную тоску паренька, выросшего в отсутствие ушедшего на фронт отца? Ритм повествования в этой песне резко отличается и от того, в котором написаны «военные» главы, и даже от ритмики внешне похожей первой книги. «Герой не должен быть один» несколько выпадает из общей тональности «Одиссеи», поскольку здесь нет ни одного из типов повествования, с которыми мы сталкивались в предыдущих разделах романа. Пятая песня полностью написана от лица всеведущего автора, в намеренно реалистической манере. На наш взгляд, это серьезная заявка на третью часть — «Телемахиду». Это уже новая реальность, новая Итака, подчеркивают Олди. Земля, покинутая богами, на которой уже почти нет места для чуда, волшебства.