Перед глазами все завертелось. Темно-коричневая доска почему-то стала зеркальной. И то, что в ней отражалось, не имело ничего общего с реальностью. С трудом выдавив десяток общих фраз, Юра замолчал и уставился в одну точку…
— Три. Еле-еле.
— У тебя?! Слушай, давай-ка отойдем.
В коридоре на третьем этаже — ни души. Тяжелый запах краски от еще не просохших стен. Веселый птичий щебет за окном и монотонное жужжание незадачливой мухи, бьющейся между двумя запыленными стеклами.
— А ведь ты, дорогой друг, мне тогда наврал. Это именно она тебе снилась. Правда?
— Какая разница…
Глухой безжизненный голос. Сузившиеся воспаленные глаза. Застывшее лицо.
— Знаешь, я припоминаю что-то насчет Славика.
— Какого Славика?
— Черт побери! Да проснись же ты, наконец! Скажи, у нее сестры, случайно, нету?
— У кого?
— Та-а-ак.
Ваня отошел на несколько шагов. Не меньше минуты он молча разглядывал своего приятеля. Похоже, сейчас с ним разговаривать бесполезно. Что же все-таки тогда случилось со Славиком Морозовым? Если бы вспомнить! Кажется, говорили, какая-то депрессия… Месяца два тянулась… Или три… Безумная любовь. Рыжая девчонка. Или это было с кем-то другим? Надо будет точно разузнать у тех, кто с ним ближе общался. Самое неприятное, что надо ехать домой до конца каникул. И билет уже взят. Ладно, даст Бог, обойдется.
— Слушай, сновидец! Давай-ка я тебя до дому провожу, а то еще упадешь на полдороге. Вот книжки, которые ты просил. И отойди от стены, весь рукав уже желтый! В сентябре вернусь — обо всем серьезно поговорим. Смотри тут, без меня помереть не надумай.
…Стена, забор, деревья. А вот что-то знакомое. Ну да — это же его дом. Кто-то рядом с ним. Прощается. Кажется, Ваня Хохлов. Почему он смотрит так странно — как на тяжелобольного? До свидания, Ваня. Уезжаешь послезавтра? Да, конечно. Ничего, я в порядке. Ну все, пока! Юра понемногу приходил в себя. Интересно, почему он не помнит, как шел домой? Последний в году экзамен, буквы, расползающиеся по листу, как букашки, зеркало в полстены, исписанное какими-то формулами, летящий вниз потолок… Это было наяву, он может поклясться! Тройка. Он же был готов к экзамену, он прекрасно знал все билеты… А потом?.. Вроде бы Иван с ним о чем-то разговаривал. Отдал обещанные книги. Пыльные стекла, жужжание мухи, запах краски. Да, точно, на третьем этаже — ремонт, вот и рукав испачкан. О чем же они говорили? Это должно быть что-то важное… Нет. Провал. Память отключилась сразу после экзамена.
Юра встряхнул головой и зашел в подъезд. В почтовом ящике что-то белело. Сложенный вдвое тетрадный листок в клеточку. Юра машинально развернул его. Всего две фразы — зеленым фломастером, крупными печатными буквами:
«ОНА УБЬЕТ ТЕБЯ. СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ ДО СЕНТЯБРЯ».
Юра скомкал листок и, тяжело дыша, начал подниматься по лестнице. В голове крутился припев какой-то дурацкой детской песенки. Ярко-зеленые буквы то вставали перед глазами, то опять исчезали.
Зайдя в квартиру, он, не снимая обуви, кинулся к телефонному аппарату. Снял трубку, набрал первые три цифры… и почему-то остановился. Положил трубку на рычаг, ушел к себе в комнату и обессиленно упал на кровать.
В первый раз Вита осознала, что ей довелось побывать в чужом сне, когда случайно столкнулась на улице с человеком, приснившимся ей дня три назад. Это был крепкий невысокий мужчина лет сорока, с монгольскими глазами и маленькой черной бородкой. Он держал под руку пухленькую крашеную блондинку примерно того же возраста, смеялся, что-то шептал ей на ухо… А у Виты перед глазами вставал совсем другой образ: искаженное яростью лицо, крупные капли пота на лбу, всклокоченные волосы. В руке он держал массивный заостренный предмет, с которого — о ужас! — прямо на дорогой ковер капала свежая дымящаяся кровь. На полу у его ног лежало неподвижное тело женщины. Лица не было видно, но фигура и цвет волос — точь-в-точь как у его сегодняшней реальной спутницы. Тогда, во сне, Виту заинтересовало увиденное. Спрятавшись за шкафом, она смотрела во все глаза, как убийца мечется по комнате, бьет посуду, срывает со стен чьи-то фотографии.
В конце концов он почему-то выволок труп на балкон, вернулся обратно, встал на четвереньки и начал с наслаждением вылизывать кровь, впитавшуюся в ковер. Тогда ей не было страшно ни чуточки. А сейчас, на улице, Вита почему-то испугалась до полусмерти. Она присела на корточки и опустила голову, делая вид, что завязывает шнурок, подождала, пока благообразная пара пройдет мимо, резко вскочила на ноги и бросилась в ближайший подъезд. Единственное разумное объяснение пришло ей в голову часа через два — уже дома. Ей тогда было восемь лет. Она уже давно ничему не удивлялась.
Предположение подтвердилось очень скоро — когда в школе на перемене девчонки начали пересказывать друг дружке свои сны. Два или три из них были ей знакомы до мельчайших подробностей.
Начались веселые эксперименты.