Стоп. Вот тут нужно поточнее. Какой именно человек туда проникает? Во-первых, ты не Трумэн и не Чингисхан. Твой потолок — машинист сцены. Бомбу ты не сбросишь, полмира не завоюешь… Итак, туда проникает случайный, ничем не выдающийся человек. И его исчезновение здесь, в настоящем, немедленно отзывается катастрофой… Но нас — миллиарды. Что способна изменить одна миллиардная? Это почти ноль! Каждый день на земном шаре десятки людей гибнут, пропадают без вести, и что характерно — без малейшего ущерба для истории и прогресса…
А откуда ты знаешь, что без ущерба?
Знаю. Потому что вон они — светящиеся спирали вдалеке, и коттеджик еще можно рассмотреть в сумерках…
Ах, проверить бы… Только как? «Вася, помнишь, я тебе неделю назад трояк занял и до сих пор молчу? Так вот, Вася, я тебе о нем вообще не заикнусь, только ты, пожалуйста, окажи мне одну маленькую услугу. Просунь вон туда голову и, будь любезен, скажи, что ты там видишь: степь или пустыню?» Глупо…
Вот если бы дыра вела в прошлое — тогда понятно. Личность, знающая наперед ход истории, — сама по себе опаснейшее оружие. А здесь? Ну станет меньше одним монтировщиком сцены…
Так-так-так… Становится меньше одним монтировщиком сцены, вокруг его исчезновения поднимается небольшой шум, кто-то обращает внимание на то, что часть стены в одном из «карманов» новенькая, свежесложенная, стенку взламывают, приезжают ученые, а там — публикации, огласка, новое направление в исследованиях, изобретают какую-нибудь дьявольщину — и серая пустыня в перспективе… Ну вот и распутал…
Нет, не распутал. В том-то и дело, что не сложена еще эта стенка и никто не поднимал еще никакого шума. Единственное событие: А. Скляров перелез отсюда туда.
«Не надо было дотрагиваться. — Андрей с ненавистью смотрел на темно-синий овал. — Наблюдал бы и наблюдал себе… Нет, захотелось дураку чего-то большего! Потрогал руками? Прикоснулся? Вот и расплачивайся теперь! Был ты его хозяином, а теперь оно твой хозяин».
Так что же от него зависит? Андрею нет и тридцати. Неужели что-то изменится, неужели какой-то небывалый случай поставит его перед выбором: быть этому миру или не быть?.. Но нет ведь такого случая, не бывает! Хотя… в наше время… Скажем, группа террористов угоняет стратегический бомбардировщик с целью спровоцировать третью мировую… Точно! И надо же такому случиться: на борту бомбардировщика оказывается Андрей Скляров. Он, знаете ли, постоянно околачивается там после работы. Производственная трагикомедия с элементами детектива. Фанатики-террористы и отважный монтировщик с разводным ключом…
Андрей подошел к гаснущему миражику. То ли пощады просить подошел, то ли помощи.
— Что я должен сделать? — тихо спросил он. И замолчал.
А должен ли он вообще что-то делать? Может быть, ему как раз надо не сделать чего-то, может быть, где-то впереди его подстерегает поступок, который ни в коем случае нельзя совершать? Но тогда самый простой вариант — это надежно замуровать «карман», только уже не изнутри, а снаружи; разослать, как и предполагалось, прощальные письма и в тихом уголке сделать с собой что-нибудь тоже очень надежное.
Несколько секунд Андрей всерьез рассматривал такую возможность, но потом представил, что вот он перестает существовать, и в тот же миг в замурованном «кармане» миражик подергивается рябью, а когда снова проясняется, то там уже — пустыня.
— Господи… — тихонько проскулил Андрей. — За что? Я же не этого хотел, не этого… Ну что я могу? Я хотел уйти, начать все сначала и… и все. Почему я? Почему опять все приходится на меня?..
Он плакал. А в черно-синем «окошке», далеко за рекой, медленно, как бы остывая, гасли бледно-голубые спирали.
Было около четырех часов утра, когда Андрей вылез через окно на мокрый пустой тротуар. Постоял, беспомощно поеживаясь, совсем забыв, что можно поднять воротник. Отойдя шагов на пятнадцать, догадался вернуться и прикрыть окно.
Сапер вынесет бомбу на руках, бережно уложит ее в наполненный песком кузов и взорвет где-нибудь за городом… Ходячая бомба. Бомба, которая неизвестно когда взорвется, да и взорвется ли?..
Не было сил уже ломать голову, строить предположения, даже прибавить шагу — и то не было сил. И тогда, словно сжалившись над Андреем, истина открылась ему сама собой, незаметно, безо всяких там «неожиданно», «внезапно», «вдруг»… Он не удивился и не обрадовался ей, он подумал только, что все, оказывается, просто. И что странно, как это он сразу не сообразил, в чем дело.