Наша игра

Он и раньше что-то подозревал… хотя его сам Попцов приблизил, но он чувствовал, что все остальные в группе чем-то связаны, какими-то общими тайнами, каким-то общим прошлым и молчат об этом даже на пьянках. А такое… да хрен им навстречу, пусть сами между собой разбираются в своих мутках.

Генерала ФСБ выпасли – надо же…

Интересно, кто из них шефа? И за что? Ведь это чисто психологически непросто сделать – взять и начальнику маслину в лобешник закатать. Но у кого-то же хватило. Пистоль с глушаком готовился, значит, заранее. Осознанно валил. И это кто-то из троих. Пусть теперь сами и разбираются, а он от этого маньячилы подальше будет. Да и бабки не делить, опять же…

Два автомата лежали под окном. Он поморщился… обещал в конце концов – выбросил из машины третий. Сел за руль «крузера» полковника, завел мотор.

Бывайте…

Машина плавно тронулась, покатилась по бывшей районной площади. Кондрат повернул руль, тут какие-то обломки были и яма, как будто вывернули что-то из земли.

Машину тряхнуло – и положенная под сиденье граната вывалилась из стакана и выкатилась под ноги. Кондрат ничего не понял и щелчка не услышал, потому что мотор работал. Только когда что-то стукнуло по ноге, он скосил взгляд вниз, но ничего увидеть не успел. Полыхнуло ослепительно-яркое пламя…

Взрыв они услышали, когда втроем выбивали верхнюю часть двери.

– Твою мать… – зло сказал Салим.

– Давай, помогай…

Дверь удалось частично выломать минут через пятнадцать, Ватник, самый маленький и тощий из них, вылез и отодвинул стол. Все вместе побежали вниз…

«Крузер» стоял на повороте, на выезд на площадь, наклонившись передом влево. Он не горел, как в фильмах показывают, – просто дымился, и передняя часть была покорежена, лобовое почти все выбито, двери – в решето. Дымились покрышки.

– Кондрат… твою же мать… – выругался Золотов, поднимая автомат.

– Стой!

Салим и Вата держали его на прицеле.

– Вы чего, охренели?

Салим и Вата молчали. Потом Салим сказал:

– Мы с Ватой были друг у друга все время на виду. Никто из нас в Тыкву стрелять не мог. Остаешься ты.

– Ага! И как я в него стрелял!? Сказано же – снайпер стрелял!

Салим и Вата помолчали. Потом Вата сказал:

– Может, успел добежать.

– Ага! Ты тут постой, а я сбегаю, тебя пристрелю и вернусь. Брателла, ты сам себя слышишь, нет?

В этот момент в подорванном «крузере» что-то громко хлопнуло. Секундного замешательства Салима и Ваты хватило, чтобы Золотов мгновенно вскинул автомат к плечу, направив на них.

– Бросай!

И снова молчание. Потом Салим нехорошо улыбнулся.

– Двоих ты по-любому не успеешь. Ты бросай.

– Мужики!

Стволы были направлены друг на друга.

– Мужики. Никто из нас Тыкву не убивал.

…

– Это Кондрат был!

Молчание. Потом Салим, не опуская пистолета, сказал:

– Откуда ты знаешь?

– Когда мы в церквушку эту зашли. Кто нашел выход на колокольню? Причем почти сразу, не ищась особо. Кондрат!

…

– Кто из нас лучше других из снайперской стреляет. Тоже Кондрат!

– А на фига ему? – спросил Ватник.

– Наверное, Попцов приказал. Он самый близкий к нему был – и самый тупой. Попцов, наверное, ему приказал нас всех… одного за другим кончить. Никто, кроме Кондрата, на такое бы не подписался. А Попцов ушел бы. Ему свидетели не нужны были.

– А Москва?

– Да при чем тут Москва, какая сейчас разница! Попцову сейчас вышка светила! Не за Москву! Ну, соображай!

Помолчали. Потом все трое медленно начали опускать оружие. И тут Салим сказал:

– Погоди. А тогда кто Попцова?

Золотов успел первым. Длинная очередь разорвала мертвую тишину.

– Я, – в наступившей, после того как опустел магазин, тишине сказал Золотов, – и Кондрата тоже я. Извините, пацаны…

Земля давно не знала человеческих рук, но ему удалось найти лопату с целым черенком. Выкопав на огороде шесть могил, он похоронил своих сослуживцев одного за другим – Попцова, Кота, Салима, Ватника, Тыкву и Кондрата. Смастерил как мог кресты и поставил их на каждом могильном холмике. Потом, вытерев руки, он вернулся в дом. Тот самый, где они нашли погреб с вареньем.

Слазал в погреб, достал еще банку. Потом принес дров, как смог развел в печке огонь, поставил чайник. Как только вода закипела, заварил чай, открыл банку варенья…

Котя-котинька-коток,
Котя, серенький хвосток…
Приди, котик, ночевать,
Мое дитятко качать.
Я тебе, коту,
За работу заплачу:
Беленький платочек.
Я на шею повяжу.
Я тебе, коту,
За работу заплачу:
Дам кусок пирога.
И стаканчик молока…

Вспомнилась бабушка. Она жила в деревне, он приезжал к ней на лето. Она его просто любила… и, кроме этой простой любви, ему ничего и не надо было. Только бабушки больше не было. И никого больше не было.

Было только шесть могил. И он – единственный выживший.

Он не всегда был таким. Когда-то он был нормальным человеком. Нормальным…

Потом он стал другим.

А сейчас он просто понял: кто-то должен прекратить путь кровавой своры, членом и частью которой он являлся. Хоть как, но прекратить.