Наша юность. Мистерия о милосердии Жанны Д`Арк

Другой французский ученый Г. Трюк в работе «История современной католической литературы» также называет период начала века во Франции религиозным возрождением XX века. Он отмечает сложность и противоречивость этого явления, в котором наряду с истинным возрождением высокой духовности и морали прослеживались политические, идеологические и личные факторы. Возможно, термин «возрождение» в данном случае не вполне удачен, однако очевидно, что упрочение позиций католической церкви в рассматриваемый период является несомненным.

Вера Пеги — особая и очень сложная категория. Он редко посещает церковь, его брак церковью не освящен, что является грехом, нарушением седьмой заповеди; более того, его дети остались некрещеными.

Церковь и католицизм внушали Пеги ужас и отвращение догматами ада и вечного проклятия. Снова ощутив себя католиком, Пеги упрямо продолжает отрицать этот догмат. Он исповедует веру одного из отцов церкви и при этом еретика — Оригена, который не мог примириться с тем, что в Царствии Божием кто-то будет страдать.

Мучительность позиции Пеги заключалась в том, что, будучи яростным антиклерикалом, он не был атеистом, его социалистические взгляды были близки христианскому социализму, но позже, вернувшись к католичеству, он остался еретиком, ибо, приняв веру, не принял Церковь. Конфликт с Церковью и свою веру, как нам кажется, Пеги наиболее искренне и пронзительнее всего отразил в образе своей самой любимой героини — в образе Жанны д'Арк. Этот образ, безусловно, является центральным в его поэтическом творчестве. Заметим при этом, что вера Пеги только с виду кажется двойственной и парадоксальной. Он вырос в той социальной среде, где серьезно изучали катехизис, готовясь к конфирмации, где не было места никаким сомнениям, где религия воспринималась как данность. Пеги был одним из первых учеников, а в 1887 году за знание катехизиса получил награду, но с 15–16 лет он становится «революционером» (признание Раулю Бланшару, автору воспоминаний «Моя юность под крылом Пеги» [73]). Быстрый рост революционного сознания неизбежно влек за собою и атеизм. Свободное начало Пеги должно было восстать против авторитарности церкви. Для таких людей, как он, религиозное детство часто приводит к атеистическому взрыву. Вспомним, например, что сын знаменитого, ортодоксально верующего русского историка С. М. Соловьева — Владимир Соловьев, будущий философ, в 16 лет вынес из своей комнаты все иконы. Характерно, что протест против диктата церкви стоит в одном ряду с неприятием любого типа авторитаризма. Пеги отрицает все катехизисы: и светские, и религиозные. Церковь для него стоит в одном ряду с Государством и Армией.

Еще до своего обращения Пеги публиковал в Тетрадях тексты антиклерикальные, направленные против религиозного фанатизма («Вакх» Ландри; трилогия «Побежденные: Иосиф Аримафейский, Ипатия, Савонарола» Габриэля Трарьо). Но больше всего он критиковал современную церковь, которая, как он считал, покоится на корысти, лицемерии и цинизме.

Обостренное чувство справедливости Пеги не позволяло ему, однако, забывать о честных и искренних католиках. Так, с большой симпатией и сочувствием он пишет о своем друге, который стал католическим священником. Когда же церковь стала гонимой, он стал на ее защиту против самых оголтелых ее противников. В своей статье, напечатанной в 7-й Тетради 2-й серии, Пеги резко осудил статью некоего Урбана Гойе («Орор» 5 февраля 1901 года), в которой тот предлагает «загнать людей в сутанах в кабаре, бордели и прочее и заставить их гикать, улюлюкать и выть, как собаки». [74] В том же номере Тетрадей Пеги с горечью пишет о статье «Долой попов» в журнале Петит Репюблик. В этой статье с чувством удовлетворения описывалось, как некоему аббату Дени не позволили произнести речь в одном из народных университетов. Когда усилилось гонение на церковь, Пеги стал призывать выступить против предложенного Жоресом проекта закона о конгрегациях. В августе 1902 года в Тетрадях в яростно-драматической манере Пеги требует, чтобы идея Жореса о «коллективном преступлении церкви против Свободы» [75] была отвергнута обществом как безнравственная. Пеги считает, что «нельзя издеваться над людьми только за то, что они творят свою молитву, а главное, язык Жореса это не язык разума, это не язык справедливости, это не язык права… Жорес поддерживает теперь авторитарные методы, против которых он всегда восставал и восстал бы, когда бы речь шла о его собственной семье». [76] Пеги здесь не защищает церковь, но он защищает свободу и таким образом опять возвращается к Делу Дрейфуса, как бы подводя итог верности ему за прошедшие три года существования Тетрадей. «Поскольку мы возвращаемся к началу Дела, поскольку нужно, как и тогда, подписаться, чтобы получить свою порцию оскорблений, мы должны объявить, что, начиная с этого момента, мы не собираемся брать на себя ни моральную, ни политическую, ни социальную ответственность за действия нынешнего министра». [77]