Наша юность. Мистерия о милосердии Жанны Д`Арк

Таким образом, обуржуазивание путем саботажа приводит к целям, как раз противоположным тем, к каким мы хотели бы прийти. И привести за собой других. Мы хотели, чтобы оздоровление рабочего мира, восходя от ближнего к ближнему, оздоровило бы мир буржуазный и таким образом все общество, весь град. А произошло совсем противоположное, в действительности произошло то, что разложение буржуазного мира в смысле экономики, в смысле промышленности и во всех прочих смыслах, в отношении труда и во всех прочих отношениях, переходя от ближнего к ближнему во все более низкие слои общества, разложило мир рабочих и в конечном итоге все общество в целом, весь град. Не добавляя, отнюдь не желая добавить беспорядок к беспорядку, мы хотели установить, восстановить порядок, снова прежний порядок; новый и древний; но никоим образом не современный, порядок трудолюбия, порядок труда, рабочий порядок; порядок экономический, мирской, промышленный; и путем распространения этого порядка, так сказать, по восходящей, упорядочить сам беспорядок. А в действительности, распространяясь по нисходящей, беспорядок сам разрушил порядок. Дезорганизовал организацию всего организма. Но мы вправе сказать, что этот беспорядок, этот дурной пример был привнесен в мир рабочих неким интеллектуальным вмешательством, действием, в определенном смысле столь же искусственным, каким могло быть, например, и другое изобретение — Народные Университеты. [262]

Было бы ошибкой думать, что искусственно только благо, благое усилие, мораль. Зло, особенно в расе, подобной нашей, злое усилие, усилие унижения, заразы тоже может быть искусственным. Воспринятым извне.

Лучше, чем кто бы то ни было, я знаю, насколько эти усилия в отношении образования и преподания моральных уроков, эти Народные Университеты и всё прочее, и все прочие, я знаю лучше, чем кто бы то ни было, насколько буржуазные, интеллектуальные усилия, навязанные миру рабочих сверху, были искусственны, пусты и тщетны; бессодержательны; насколько они не действовали и не могли подействовать. Насколько они были искусственны, поверхностны. Больше того, я могу сказать, что уроки саботажа, столь же буржуазные и интеллектуальные, напротив, пользовались успехом; навязанные, они были восприняты; преподанные, они были выучены. Разные виды наставничества и разные виды ученичества. Они дали больше, распространились шире, внедрились сильнее и гораздо глубже, потому что зло всегда легче проникает в умы, чем добро, и скажу то, о чем говорить не принято, но все же скажу: это были разные, но однопорядковые виды обучения, идущие, навязанные из одного и того же источника, из одного и того же мира. Столь же буржуазные, сколь интеллектуальные и искусственные. Может быть, немного менее поверхностные, потому что зло всегда коренится глубже, чем добро. Но, по сути, одинаково чуждые миру рабочих.

Это были одинаковые уроки. Учитывая состояние мира рабочих, было бы ошибкой думать, что зло ему присуще, а добро в силу особой к нему немилости — чуждо.

Таким образом, в современном мире, всецело обуреваемом жаждой денег, вожделеющем денег, страсть к деньгам, поразившая даже христианский мир, заставляет его пожертвовать своей верой и своими нравами ради сохранения экономического и социального покоя.

В этом, собственно, и заключается нынешняя современная особенность сердца, нынешняя современная особенность милосердия, нынешний современный характер нравов.

Существует два вида богатых: богатые атеисты, те, кто, будучи богачами, ничего не смыслят в религии. Они–то и принялись за историю религий и преуспевают в этом [263] (впрочем, следует отдать им должное, они сделали все, чтобы не превратить ее в историю религии). Именно они изобрели науки о религии.

И богатые набожные, те, кто, будучи богачами, ничего не смыслят в христианстве. Именно они его и проповедуют.

Таков, и нужно это увидеть, нужно это оценить, таков ужасающий современный характер современного мира и такова его ужасающая и пагубная сила. Он подточил, смог подточить подобно порче, он осовременил, он подорвал основы христианства. Он разложил его в самом милосердии, в самих нравах, он растлил само христианство.