Наша личная война

В Гудермесском районе обходчиками железнодорожных путей поблизости от железнодорожного полотна также был обнаружен тайник с оружием и боеприпасами. Прибывшие по вызову сотрудники милиции изъяли из тайника пистолет „ПМ“, 18 магазинов к автомату „АК“, две гранаты „РГН“, тротиловую шашку весом 200 г. и около 200 патронов к стрелковому оружию. Оперативно-следственной группой проводятся мероприятия по розыску и задержанию лиц, причастных к оборудованию тайника.

Предотвращен теракт. На западной окраине н. п. Гойское Урус-Мартановского района у моста через реку местным жителем, отправлявшимся на рыбалку, был замечен присыпанный землей подозрительный предмет. Инженерным подразделением федеральных сил, прибывшим по вызову, было установлено, что предмет является самодельным взрывным устройством большой мощности. Своевременно принятыми мерами СВУ было разминировано и обезврежено. Оно состояло из двух артиллерийских снарядов калибра 122 мм и 1 кг тротила. По факту обнаружения СВУ ведется розыск террористов.

В результате личного досмотра транспорта и граждан за сутки изъято: 6 автоматов, 2 пистолета, 4 гранатомета, 5 охотничьих ружей, 1815 патронов, 48 гранат, 32 выстрела к гранатомету, 9 снарядов, 12 мин, 13 СВУ, 8 детонаторов, 2,7 кг пластита, 11,3 кг тротила. По каждому факту изъятия возбуждено уголовное дело

Пресс-служба ОГВ(с)…»

* * *

Вечером вернувшуюся на базу группу изучения вдовьих проблем ожидал сюрприз. Вернее сказать, сразу три сюрприза, но односторонней направленности.

Первый: досрочное возвращение стукнутого в башню лейтенанта Сереги.

Второй: последовавшее за этим возвращением резкое изменение обстановки.

Третий: вытекающее из изменения странное состояние лидера – полковника Иванова.

Однако давайте по порядку.

Серега сидел в столовой и смотрел «видяшник». Голова у него была забинтована, грудь молодецки вздыбилась от могучей круговой повязки, а в целом он выглядел так, будто его три дня подряд пытали настойчивые гестаповцы. Не коллеги Петрушина, а настоящие, из сороковых годов. За спиной лейтенанта вышагивал Глебыч и о чем-то сосредоточенно думал.

По причине счастливого избавления от неминуемой гибели настроение у «вдовьей группы» было на редкость приподнятое. Поэтому все бросились обнимать Серегу, а Вася, выражая общую радость по поводу досрочного возвращения боевого брата, торжественно заявил:

– О, брат! Ну ты, блин… Короче – ты возмудел и похужал.

– А идите-ка вы все в задницу, – мрачно ответил Серега и, уклонившись от объятий, покинул столовую.

– Вот ни фига себе, – Петрушин обескураженно почесал заднюю поверхность бедра. – Что такое, Глебыч?

– Пойду-ка я обратно к своим, – пробормотал Глебыч. – Рано пришел, тут у вас как-то не того… Да и все равно делать пока нечего.

И тоже покинул столовую.

– Новости, – догадалась Лиза. – И не самые хорошие…

Пошли докладывать полковнику. Иванов находился в своем модуле, лежал на кровати в спортивной форме и имел на лбу холодный компресс. В помещении было накурено, в стакане, на тумбочке, покоилось с десяток окурков дрянных сигарет «Дон-табак» (это Глебыча, полковник вообще-то не курит, а запах «Дон-табака» не переносит ни в каком виде!). Рядом стоял пустой графинчик. Сильно пахло коньячными парами.

– Ну ни фига себе… – опять удивился Петрушин. – В стране переворот?

– Хунта к власти пришла, – выдвинула предположение Лиза. – Всех, у кого неуставная прическа, будут вешать.

– Давно пора, – буркнул полковник. – Докладывайте.

И даже не встал. Это было мощным отклонением от нормы – ранее он себе такого никогда не позволял.

Доложили. Иванов вяло изобразил радость по поводу успешно проведенного мероприятия и махнул рукой:

– Идите ужинать.