Наша Любовь

Американское кино в тот год на фестивале выступило безуспешно. Американцы привезли фильмов больше всех, и все они варьировали темы убийства и секса. Картины, выпущенные Голливудом, старались убедить зрителя, что и человек, и мир, его окружающий, руководствуются лишь жаждой к личному благополучию и что грубая сила, преступление, уничтожение соперников – естественный путь к личному счастью. Эти картины говорили, что бесполезно бороться со злом, что борьба эта безнадежна, что стремление ко всему светлому и прогрессивному бесцельно. Есть один путь – изолировать себя от окружающей жизни. (Не правда ли, это что-то близкое к кино начала XXI века в обуржуазившейся России?! – Ю.Б.)

Но многочисленная продукция американской «культуры» была страшна не только тем, что она сама по себе разрушала в человеке веру в его духовные силы и доказывала, что тщетны все усилия изменить «созданные богом человеческие пороки», что будущее мрачно и беспросветно. Она была страшна ещё и тем, что у неё нашлись последователи в других странах – в Англии и Франции, в

Швеции и Швейцарии, в Дании и Мексике. Не уступала им в этом отношении и реакционная часть итальянской кинематографии. А теперь по их стопам идём мы.

Бесконечный парад деградирующей психики, болезненных извращений мрачных и преступных личностей воздействовал на публику фестиваля. Зрительный зал стал катастрофически пустеть, и устроители фестиваля оказались перед угрозой провала всего предприятия. Чтобы спасти положение и удержать публику, которая перед лицом американских киноужасов начала обращаться в бегство, организаторы фестиваля ухватились за кинематографическую классику.

На специальных утренних просмотрах были показаны «Броненосец “Потёмкин”», «Мать», «Октябрь» и другие советские фильмы, не включённые в официальную программу фестиваля. Успех, которым сопровождалось появление этих картин на экране, был ещё одной крупной, хотя и не зафиксированной в протоколах жюри, победой советского киноискусства.

Александров: «Ко мне в гостиничный номер пришёл аккредитованный на фестивале корреспондент ватиканской газеты «Обсерваторе романо» и показал номер, в котором он написал о высокой морали и художественных достоинствах, присущих советским кинофильмам.

– Вот видите, – подчеркнул он, – Ватикан приветствует ваше высоконравственное искусство. Мы не одобряем картин, в которых присутствуют секс и убийства. Я говорю об американском кино. Редакция просит вас сказать несколько слов в поддержку высоконравственного искусства.

Трудно было не согласиться со словами моего собеседника. Всё, что он говорил, – правда. Но я, к счастью, успел просмотреть этот номер газеты и показал корреспонденту на крупное фото, помещённое на её первой полосе, где папа римский благословлял макет атомной бомбы.

– Я ценю ваши представления об истинных ценностях в искусстве, но не могу поддержать вашу газету, поскольку в ней ваш шеф с циничной прямотой благословляет оружие массового уничтожения – атомную бомбу.

Шёл 1947 год. На дверях итальянских католических церквей и соборов висели киноплакаты в две полосы. На белой полосе фильмы, которые Ватикан рекомендовал верующим, на красной – запретные. Ватикан психологически не мог принять, быстро переварить образ жизни и характер поведения, программируемые в фильмах типа С.С.С. (страх, сила, секс), и на запретной полосе оказывалось большинство американских картин. Но политически Ватикан был вместе с теми, кто размахивал атомной бомбой, грозил миру социализма тотальным уничтожением.

Филип Жерар. Париж 1947 г.

Особенно остро кощунственная безнравственность тех, кто поощрял атомный шантаж, ощущалась в Италии – на родине высокого классического искусства, колыбели Возрождения. Для нас величайшим счастьем представлялось то, что мы можем видеть в оригиналах итальянскую живопись и скульптуру. Ведь для каждого человека, а особенно художника любой специальности, истинное откровение и наслаждение – увидеть произведения великих мастеров.

Из Италии путь лежал через Париж и Берлин. Париж 1947 года. Коммунисты в правительстве. Лозунги Народного фронта на улицах и площадях. Бытовая неустроенность, к которой французы, живо помня ужасы фашистской оккупации, относились снисходительно».

Орлова: «В зале Плейель объявлен мой концерт. Но вот беда – у нас нет с собой нот. Тогда друзья за день до концерта привели к нам актёра и музыканта Филипа Жерара. Состоялась репетиция. Лучшего аккомпаниатора трудно было себе представить. Марш «Весёлых ребят» вместе с Орловой пел весь зал, оказывается, наши песни знали в Париже.

Нам задавали много вопросов:

– Дарят ли вам поклонники вашего искусства подарки? – спросила одна из дам.