Наша лучшая зима

— Но ты хочешь всего этого, я по глазам вижу. Тебе нужна дочь, которую ты будешь водить в танцевальный класс, сын, которого ты сможешь взять на футбол, жена, которая тебя любит. Ты хочешь семью.

Мэтт молчал.

— Я не знаю, что там у тебя за женщина, но тебе не кажется, что вы должны попробовать?

— У нас у обоих есть проблемы…

Это звучало неубедительно, но больше ему нечего было сказать.

— Вы, старики, такие смешные! У всех есть проблемы. Забей!

Его восемнадцатилетняя дочь учит его жить. Она была наивной, нахальной, отважной, и он безумно гордился ею.

— Твои родители отлично воспитали тебя, Эмили.

Она усмехнулась.

— Я знаю.

Мэтт посмотрел на часы.

— Хочешь с ней познакомиться?

— С женщиной, которую ты чуть не упустил? Конечно!

— Только там придется печь пряники.

— Моя мама — королева пряников. Я тебе таких пряничков напеку — пальчики оближешь. А заодно прослежу, чтобы ты не смылся в последнюю секунду.

У него умная дочь. И дерзкая. Совсем как он в ее возрасте.

Ди‑Эй изо всех сил старалась проникнуться духом Рождества, правда, старалась.

Мейсон переставил столики в кофейне в один длинный ряд. Леви, Эл и Бен замешивали тесто под контролем Калли. Мейсон и Найджел — раскатывали. Джули вырезала формочками пряники, а Дар‑би выкладывала их на противни, которые Калли ставила в печь. Поскольку Ди‑Эй приехала поздно, ей было поручено смешивать глазурь разных цветов и раскладывать в кондитерские мешочки, чтобы потом все разрисовали готовые пряники.

Близняшки с их острым чувством цвета считали нужным контролировать каждый ее шаг. Они десять минут колдовали над красной глазурью, прежде чем оттенок удовлетворил их обеих. Ди‑Эй безропотно следовала всем их указаниям, ей было плевать на оттенок глазури. Красный останется красным, а ее сердце останется разбитым.

Ди‑Эй подняла голову и заметила, с какой теплотой Найджел смотрит на Джули, какие нежные взгляды она бросает в ответ. Не в силах этого вынести, Ди‑Эй повернулась к Калли только для того, чтобы увидеть страсть и смущение на лице разговаривавшего с ней Мейсона.

Ди‑Эй завидовала счастью Джули, завидовала браку Калли и Рэя.

Калли была права, когда сказала, что Ди‑Эй требует от отношений больше, чем сама готова в них вложить. Ди‑Эй всю жизнь прожила в одиночестве, ей казалось, так безопаснее, и что она сможет удовольствоваться мимолетными отношениями. Но когда Мэтт приехал в Бостон, все изменилось. Он наполнил ее мир смехом, радостью, теплом и по‑настоящему прекрасным сексом.

Но Мэтт не считал, что может доверять ей, что может на нее положиться. Она хотела, чтобы он видел в ней друга, близкого человека, любимую женщину. Его молчание красноречивее любых действий свидетельствовало, что она всегда была для него просто сексуальной партнершей.

Ди‑Эй взяла зеленый пищевой краситель и, осторожно наклонив пузырек, капнула на белую глазурь. Сперва капля казалась черной, но потом, растворяясь в глазури, превратилась в блестящий зеленый глаз Мэтта.

Будто в замедленной съемке Ди‑Эй увидела, как ее рука сметает стеклянную чашу с глазурью со стола, как та летит вниз и разбивается о пол.

Она посмотрела на лужу на полу и разрыдалась. Это было слишком. Рождество, ее отец, ее мать, Мэтт, разбитая чаша…

Она ненавидит Рождество!

Ди‑Эй почувствовала, как чьи‑то теплые руки обнимают ее, кто‑то вынимает ложку из ее пальцев, ее лицо уткнулось в крепкую мужскую шею.

— Не плачь, Ди‑Эй! — прошептал Мэтт ей на ухо.

Это он? От облегчения она расплакалась еще сильнее.

— Какой кошмар. Я тут все перепачкала. Мне надо прибраться.

— Мейсон уберет.

Ди‑Эй обвила руками шею Мэтта. Он что‑то говорил Калли, но она не могла понять ни слова. Она так устала…

— Пойдем, Ди‑Эй.

Мэтт повел ее к дверям, крепко держа за талию. У входной двери он снял ее пальто с крючка, надел на нее один рукав, потом другой, застегнул все пуговицы, потом завязал пояс. Сквозь слезы Ди‑Эй разглядывала его сосредоточенное лицо. Он взял ее за руку, вывел на улицу, повел к своей машине, помог сесть. Захлопнул дверь, включил печку, откинулся на сиденье и, наконец, посмотрел ей в глаза. Он смотрел на нее и молчал.

— Куда мы едем? — спросила Ди‑Эй.

— Никуда. Ты еще должна напечь пряников и кое с кем познакомиться.

Она не хотела никаких пряников и никаких знакомств.

— Если ты не заметил, я сейчас не в лучшей форме.

— Это все из‑за меня. Прости, Ди‑Эй.

— Я хотела бы сказать, что все в порядке, но это не так. Напрасно ты приехал. Мы можем сейчас поцеловаться, сделать вид, что помирились, но это не уничтожит ту дистанцию, которую ты между нами установил.

— Я не хочу больше никакой дистанции. Я хочу быть с тобой.

Боже, если это шутка, то она убьет его. Если он сейчас удержит ее, а потом все пойдет по‑прежнему, у нее уже не хватит сил уйти.

Мэтт взял ее холодную руку и поцеловал в ладонь. Его губы дрогнули в улыбке.

— Ты сладкая. В прямом смысле слова.

— Мэтью.

Это прозвучало как мольба. Она просила его объясниться или уйти.

Мэтт откинулся на спинку сиденья, прижал ее ладонь к губам и зажмурился. Когда он снова открыл глаза, Ди‑Эй все по ним поняла.

— Я хочу большего, Дилан‑Энн. Я хочу все.