Наша Маша (Книга для родителей)

Уже вторую неделю Машка не расстается с корзиночкой, где у нее всегда имеется изрядный запасец всяких “Тузиков”, “Петродворцов” и “Золотых ключиков”. С этой корзинкой она тащится и на рынок, и на вокзал провожать кого-нибудь, и на пляж. И не было случая, чтобы она съела конфету без разрешения и в неурочное время.

Это мы хорошо, неплохо придумали. Это лучше, чем конфеты под замком. И еще: доверие делает чудеса.

* * *

Недавно она поменяла всех нас ролями. Я стал Алешей, она— мамой...

Третьего дня, обнимая меня и целуя, сказала:

— Алешенька... любименький!

И сказала это как-то особенно нежно. Когда я выступаю в роли отца, она меня так не ласкает. А тут— честное слово— мне самому начинает казаться, что я— маленький!

* * *

Разбирали и собирали тети Лялин складной дом. Машка сама не умеет, но с удовольствием суетится и помогает.

Вообще помогать очень любит. Любит делать что-нибудь основательное, систематическое, если, конечно, это по силам ей. Например, чистит ягоды, наматывает на клубок нитки.

Впрочем, это, кажется, все дети любят.

* * *

Последнее время пристрастилась к “математике”, оперирует цифрами и числами.

На вопрос: “Сколько времени?”— отвечает неизменно:

— Четверть восьмого.

Спросишь: “Сколько стоит?”— говорит:

— Три.

Или:

— Восемь.

А последние два дня чаще говорит почему-то:

— Одиннадцать.

9.8.59.

Вчера под вечер ходили вдвоем с Машей к сараю Ленина и дальше...

Видели белых уток, которые спали, уложив на своих белоснежных спинках головы— клювиками к хвосту.

Обратно шли по Первой Поперечной— через дюны. Навстречу дул ветер, в лицо нам мело песком, шли мы согнувшись в три погибели (у отца под мышкой Машин велосипед). И Машка вдруг сказала:

— Идем, как котята.

Это из “Кошкина дома”— племяннички-котята под дождем так идут.

* * *

Дома Маша каталась немножко на велосипеде. Он у нас стал не такой паршивенький, стал более или менее красивенький: мама вымыла его, вычистила— не узнать.

* * *

Играли с Машей в такси. Я— шофер.

— Куда ехать?— спрашиваю.— Какая улица?

— Какая улица? Правая.

* * *

Я по-прежнему Алешенька. Оказывается, у меня есть сестричка Машенька. Это— бывшая мама.

Сегодня утром Машка спрашивает у мамы:

— Машенька, ты не знаешь, где мой сын Алеша?

* * *

И вот уже полное перевоплощение. Утром же сегодня, увидев, что мать подкрашивает губы:

— Маша, ты— маленькая и губы, пожалуйста, не мажь!

* * *

Дома у нас новость. Не совсем уже свежая. Забыл записать. Еще третьего дня тетя Ляля принесла Маше крохотную живую рыбку. Что это за рыбка, какого она рода-племени, папа, к сожалению, не знает.

Минут пять рыбка Машу забавляла, а потом всякий интерес начисто иссяк. Да и что там смотреть— плавает и плавает, вертится и вертится, как спица в колесе. Но у папы прибавилось забот. Он дважды в день меняет в банке воду и— будучи человеком необразованным, не имея понятия, что такое рыба и какими запросами она живет,— тем не менее кормит эту рыбку, полагаясь на интуицию и собственный вкус: дает своей воспитаннице белый хлеб, сахар, минную и гречневую крупу. Кажется, ест, вы знаете! А двух мух, которых папа подкинул рыбешке, она пальцем не тронула. И мухи были извлечены из воды.

Между прочим, услышав из разговора взрослых, что рыбы питаются мухами, Машка во время прогулки стала приставать ко мне:

— Папа, пойдем в магазин. Купим для рыбки мук!

* * *

Вечером вчера каталась (и уже неплохо) на велосипеде, играла, подметала в папиной комнате пол.

А утром сегодня поссорились.

Когда я вышел из своей комнаты, Машка уже сидела за столом, завтракала. Рядом стояли мама и тетя Минзамал. Папа сказал всем:

— Здравствуйте!

Взрослые ответили, а Маша— как это довольно часто с ней бывает— стала глупо и растерянно улыбаться, качать ногой, крутить глазами.

Я сел и стал завтракать. Я знал, что настроение испорчено не только у меня, но и у Машки.

Позже слышал, как она ходила в сенях у дверей моей комнаты. Слышал, как громко вздыхала. Наконец решилась:

— Можна?

— Кто там?

— Папа, прости!

— Что?!

— Папа, прости!

— Ах, вот как? Думаешь, это каждый день так будет? Сначала набезобразничаешь, а потом “прости”?!

И вдруг нагнулся, подставил губы:

— Ну, здравствуй!

Она (шепотом). Здравствуй.

И помчалась к матери. Слышу радостный, почти ликующий вопль:

— Я сказала!.. Я сказала папе “пьёсти”. Мама, я сказала папе “пьёсти”!..

Это я слышал. Но не слышал, как она сказала матери на ухо:

— Папочка меня полуцевал (то есть поцеловал).

* * *

— Машенька, поспи еще! Нельзя так. Ты же спала всего пять минут.

— Нет. Я три года спала.

* * *

Утром папа обнаружил, что рыбка, которая три дня жила у нас на веранде в полулитровой консервной банке, уснула. Вчера вечером я забыл переменить воду.

Потихоньку от Маши выбросил рыбку, убрал банку. Но Маша, как и следовало ожидать, о рыбке не вспомнила.

12.8.59.

Вечером была у меня. Я читал газету. В газете— карикатура на Аденауэра: длиннющий нос, оскаленная пасть, с носа свисают ледяные сосульки.

— Это кто?

— Это дядя. Его зовут Аденауэр.

— А это что? Рыбки?