И ведет меня в кухню, где на белой табуретке стоит ее маленький игрушечный телефончик.
Придумала, вообразила и уверовала, что бабушка и в самом деле звонила с Кавказа и звала меня.
Пришлось взять трубку и несколько минут "поговорить с бабушкой". Конечно, сердиться я и не подумал.
13.6.60.
Десятого мы с мамой ездили в Лугу, смотрели дачу. Понравилась. Это не в самой Луге, а за городом, на Лангиной горе. Выйдешь из калитки - и уже лес. Через другую калитку пройдешь - река Луга, за ней густые леса, а по эту сторону - заливные луга. Дом отдельный, хозяева - ленинградцы, приезжать будут не часто, маленьких детей у них нет. Зато есть дети у соседей. Так что Машке там будет, надеюсь, и весело, и удобно...
* * *
Сегодня утром вижу - натирает в столовой паркет маленькой платяной щеткой.
Спрашиваю: откуда щетка?
- Мне мама дала. С самого начала.
- С какого начала? Как ты родилась?
- Нет, не когда родилась.
- А когда?
Вопросы "когда" и "сколько" по-прежнему очень трудные для нее.
Я повторяю вопрос:
- А когда?
Отвечает:
- Сначала первое, потом во вторник, потом шестое, потом - число, потом - праздник.
Набор слов? Да, но все они, эти слова, из одного, календарного ряда.
17.6.60.
Машка мало гуляет. Родители и тетя Минзамал поглощены предотъездными делами. Собираемся в Лугу.
* * *
Третьего дня вечером мы всем семейством гуляли, ужинали в "Вечернем кафе" возле Ленфильма. Перед этим часа полтора сидели в Дивенском садике. Машка писала на песке буквы и самостоятельно нацарапала слово:
ПАПА
* * *
С упоением слушает стихи Саши Черного{134}. И вообще всякие хорошие, крепкие, энергичные стихи.
Но сама наизусть почти ничего не знает. Даже то, что знала, забыла. А "Поезд" Саши Черного может слушать пятьдесят раз подряд.
- Еще! Еще! Еще!
* * *
Рассматривали книгу Ревалда...
Отец Сезанна{134} читает газету "L'Evenement".
- Что это?
Говорю:
- Дядя читает газету.
- Это грузинский дядя?
А Сезанн-pere действительно похож на грузина.
* * *
В мире дела идут своим чередом. Эйзенхауэр под напором народного гнева отказался от поездки в Японию. В газете карикатура: премьер Киси сидит в луже.
Машка:
- Это кто?
- Это Киси.
- Кто?!!
- Киси. Так его зовут. Хочешь с ним дружить?
- Гм... Он что-то немножко сердитый.
* * *
Интересуется вопросами жизни и смерти. "А где я, а где она, он были тогда?"
"Что такое умер?"
Что ей сказать и как сказать?
Сегодня читали Сашу Черного. Я говорю:
- Саша Черный очень любил детей.
Это "любил" настораживает ее.
- А где он теперь?
- Далеко.
- Где?
- Очень далеко, Маша.
Подумала и:
- В красненьком домике али в зелененьком живет?
Между прочим, упорно вместо "или" говорит "али".
22.6.60.
Вчера мама и Маша уехали в Лугу. А папу дела задерживают числа до 1 июля в Ленинграде.
Сегодня Элико звонила по телефону. Говорит, дачей довольна. А Машка та в полном восторге. Ест клубнику, которую хозяйка при ней, на ее глазах снимает с грядки!
* * *
О жизни и смерти. Хотя не говорим, но понимает, что умереть - это очень плохо. И боится, что это слово будет произнесено.
Рассказывал ей на днях о нашем детстве. Говорю:
- Тетя Ляля была тогда совсем маленькая. У нее еще косичек не было. Вася был побольше, а я - самый старший...
Перебивает:
- А где теперь Вася?
Я говорил ей - и не один раз, - что он умер.
На этот раз говорю:
- Далеко.
- Живет далеко?
Это "живет" так многозначительно, что не остается сомнений, что именно она имеет в виду.
Говорю:
- Да, живет.
И опять:
- В розовом домике али в голубеньком?
Что за домики - не понимаю. Но если есть домик, тогда святая ложь становится правдоподобнее.
* * *
На улице. Крохотная собачка бежит у ног хозяйки.
- Маша! Смотри!..
- Ой, что это за собачка? Может быть, это наша родилась уже?
23.6.60.
Забыл давеча записать. После долгих споров и колебаний накануне отъезда свели Машку в дамскую парикмахерскую, и там тетя в белом халате отчикала Машину косу. Машка - ничего, не плакала, не горевала, только просила все время, "чтобы было как у мамы".
Подстригли ее в кружок. Стрижка ей не идет, а главное - волосы по бокам болтаются и лезут все время в глаза. Лучше бы уж со своим конским хвостом бегала.
* * *
Утром сидит за столом, изнемогает. На маленькой тарелочке приправленная повидлом манная каша. Машка не ест, вертится на своем стульчике.
- Ты что?
Вздохнула:
- Не знаю... что-то кашу не хочется.
Этим "что-то" она как бы смягчает (и довольно часто) недозволенную формулу "не хочу".
24.6.60.
От наших лужанок ни слуху ни духу. Обещали писать и не пишут.
Переписываю - в день по чайной ложке - те записи, которые делал на бумажных клочках...
* * *
Сидела за своим столиком, обедала. Рядом на оттоманке развалился наш котище.
Маша:
- Кот, уйди! Ты что не уходишь? Папа, кот на скатерть лег! У него же муравьи и глисты.
- Что у него?!!
Поправилась:
- У него комары и глисты.
Это она комаров и муравьев с блохами спутала. Знает, что и первые, и вторые, и третьи кусаются.
27.6.60.
Первое письмо из Луги. Мама устала, измучилась устройством быта, но при этом не нахвалится тамошней природой, ее красотой, целительностью воздуха и так далее.
Маша блаженствует.
Целый день в саду. Только есть домой приходит.