Наша Маша (Книга для родителей)

А сама острит на каждом шагу, где только можно.

Обувается. Я пытаюсь объяснить ей, что такое правая и что такое левая сторона. Говорю:

- Какой рукой ты кушаешь - это правая.

Беспечно, почти не думая:

- Я ногой ем.

А может быть, и логика есть в этом ответе. Ведь речь шла о правой ноге, на которую надо было правильно надеть сандалик. Так при чем же тут правая рука?

* * *

Поздно вечером, кончив работу, предложил Машке пойти в магазин и купить арбуз.

- Настоящий?

- Да. Настоящий.

Ликование было резко пресечено мамой.

- Что? Куда?? Что вы задумали?! Фантазеры! В девятом часу!

Я, конечно, согласился:

- Да, Маша, поздно. Магазин закрыт. Завтра сходим.

Безутешные рыдания минут пять сотрясали наш старый дом. Машкину обиду подчеркивало еще то обстоятельство, что родители, несмотря на поздний час, собирались куда-то идти. Им, видите ли, понадобилось срочно опускать письма!

Машка так горько плакала, что наши сердца не выдержали. Решили потеплее одеть ее и взять с собой.

Говорим ей:

- Хорошо. Одевайся. Пойдем.

Не верит своему счастью.

- Куда? Здесь? (То есть в пределах дома.)

- Нет, на улицу.

- И ты пойдешь?

- И я пойду... И мамочка...

Ах, как расцвело ее заплаканное личико!

- А потом куда?

- А потом - спать.

- И ты?

- И я.

Подумала - и уже пытается шутить:

- Ты сторожить будешь?

Дошли до почты. Маша опустила в ящик два письма. Одно дала ей мама, другое папа. Опустив (не очень ловко), всякий раз спрашивает:

- Это кому письмо?

- Бабушке.

- А это кому?

От почты прошли к магазину. Ко всеобщей досаде, он только что закрылся (еще бродят последние покупатели, метет пол тетенька в сером халате). Но Машка огорчается меньше, чем взрослые. Ведь не в арбузах и не в пряниках счастье!

Вечер темный, беззвездный. Шли с электрическим фонариком. Бежал, стремился вперед светлый белый кружок, и Машка его догоняла, старалась наступить на него, а он все бежал и бежал по песку, по лужам, по черному асфальту...

* * *

Утро холодное. Машка встала чуть свет; весела, деятельна, полна энергии, замыслов, планов, идей. Рано утром показалось было солнышко, и Машку выпустили во двор. До сих пор она там, хотя солнце уже давно скрылось.

Готовит обеды, заготавливает - из сухих листьев клена - припасы на зиму: капусту, свеклу, картофель... Бегает, суетится, на бледном от холода личике - деловитость, озабоченность.

Приходит старый, одноглазый, шелудивый, с дрожащим, вихляющим от старости задом пес Дружок. Сидит, метет облезлым хвостом, молча выпрашивает подаяние...

Машка бежит в дом, к маме, добывает хлеба и косточек, кормит (с моей помощью) собаку. А через пять минут я слышу ее полупросительный, полутребовательный голос:

- Дружок, уходи! Я тебя боюсь.

ТЕТРАДЬ ШЕСТАЯ

20.9.59. Разлив.

Похоже, что наступает бабье лето. С утра - солнышко, листики в саду не шелохнутся, на небе - одно крохотное заблудившееся облачко. И все-таки уже осень. Воскресенье, хороший день, а на дачах стоит грустная тишина. И холодно. В комнате у меня 8 градусов, а ночью, говорят, на дворе было плюс два.

Вчера папа и Маша бродили часа два в лесу. Набрали половину Машиной корзинки всякой разночинной грибной мелочи: моховичков, сыроежек, лисичек, горькушек. Дошли до Тарховки. Маша, конечно, устала здорово, но - молодец! держалась, не хныкала.

В Тарховке на вокзале видели настоящего грибника - в больших сапогах, с большой корзиной. В корзине - белые, красные, подберезовики...

Машка, которая никогда не видела таких богатств, глаза разинула. Оказывается, этот дядя ходил на ту сторону озера, за шалаш Ленина. Нам с Машкой такие походы пока и не снились.

* * *

Третьего дня шли с Машей на телефон, навстречу едет парень на велосипеде.

- Похож на тебя, Алеша, - говорит Машка.

- Чем же он похож?

- В таких штанах, как у тебя.

Взглянула на меня лукавыми глазенками, улыбнулась.

- Правда, похож!..

* * *

Упала проехалась ладошками по мокрому зернистому песку и не заплакала. Она вообще редко плачет в таких случаях, то есть когда ей больно, когда упадет, ушибется, оцарапается.

Плачет, навзрыд рыдает, когда обмануты бывают ее надежды и ожидания: обещали пойти собирать опенки и не пошли, отменили; хотели кормить уток (или Дружка) и вдруг говорят: нельзя, поздно.

- Нет! Нет! Не по-о-о-оздно! - кричит она сквозь рыдания, и слезы капают - и на платье, и на передник, и на пол.

* * *

Недавно мама рассказывала Маше о чем-то, что случилось еще до Машиного рождения.

- Мы с папочкой жили тогда в Комарове.

- А я?

- А тебя тогда еще не было.

- А где я была?

- Тебя вообще не было.

- Как не было? А где я была?

Что скажешь ей и как объяснишь, когда и для меня, взрослого и даже уже очень немолодого человека, это чудо.

* * *

Вчера поздно вечером получили телеграмму от бабушки: выехала! А сегодня утром, только что, пришла от нее телеграмма из Сухуми. Ждем 24-го.

22.9.59.

Все утро Машка в своем зеленом фрицевском пальтишке играла во дворе. Пошел дождь. Машка скандалит с Минзамал, рвется в дом, а та предлагает ей играть "в колидоре", то есть на веранде.

Сейчас выходил к ней во двор. Очень ей скучно, конечно. Вижу - идет под дождем, что-то несет в руке.

- Что это?