Наша Маша (Книга для родителей)

Перед сном мама распустила Машкины косы, облачила девочку в длинную ночную сорочку. И говорит:

- Если бы тетя Гетта тебя увидела такую, она бы тебя скушала.

- Как скушала? Что скушала?

- Всё. И ручки, и ножки, и попку.

Маша - кокетливо:

- Ну, мама!.. Попку стыдно кушать!

* * *

Часа в четыре утра слышу пронзительный Машкин вопль. Прибегаю - она сидит в кроватке, а мама успокаивает ее:

- Что с тобой? Машенька! Детка!..

И Машка, всхлипывая, сквозь слезы:

- Верблюд пришел.

Вот до чего дело дошло: уже верблюдов наша дочь во сне видит!

21.10.59.

Рассматривали картинки в книге Л.Вентури. На Машку сильнейшее впечатление произвела юношеская картина Дега[7] "Сцены из войны в средние века". Там всадники топчут голых женщин. Машка долго рассматривала картинку, расспрашивала: кто? что? почему?

- Не люблю этих тетев. А ты любишь?

- Мне жалко их, - я говорю.

- Будем их чинить?

- Не чинить, а лечить.

Пробую листать дальше. Нет!

- Хочу смотреть теть убитых. Тетей голеньких давай смотреть.

Приходит мама, она и маме рассказывает, как дяди на лошадках, "нехалесые", убили тетей.

И через двадцать минут, когда уже смотрим Клода Моне[8]:

- Найди тетей сломанных.

- Где они?

- Далеко. Вот здесь.

И показывает, в какую сторону нужно листать.

* * *

Впечатлительна. Чувствительна.

Когда мама рассказывает ей про волка и семерых козлят и доходит до того места, где волк съедает козлят, она каждый раз слышит:

- Не надо! Не надо! Мамочка, не надо!

И если мама все-таки досказывает сказку, Машка плачет горькими слезами.

Дурных концов она вообще не терпит. Об этом я уже писал.

Мама читала ей какую-то современную сказку про горошину, которая попала в детский сад к детям, а те зарыли ее в землю... В этом месте Машка начинает кричать:

- Не надо! Не надо!

Вероятно, тут (и это ошибка автора) виноват неуместный антропоморфизм. Ведь мы с Машкой "сажали" на даче и абрикос, и вишню, закапывали в землю косточки, а Машке и в голову не пришло пожалеть их. А горошина из книжки думала, говорила, бегала, она была живая, и вдруг ее - в землю!

Горошина эта не дает Маше покоя.

Вчера, когда ей так плохо засыпалось, она говорила матери:

- Мамочка, горошину не зароют? Я не хочу... не хочу, чтобы ее - в землю.

* * *

Стал шутя пороть Машку, хлопать по попке. Мама говорит:

- Пожалуйста, не делай ей перед сном такой массаж.

И стала "спасать" Машку, отбирать ее от меня. А Машка отбивается от мамы и кричит:

- Хочу массаж! Хочу массаж!..

22.10.59.

Утром я позвал ее: приделывали электрический фонарик к велосипеду. Ах, сколько радости может доставить такая пустяковина трехлетнему человеку! Бегала, ликовала:

- Бабушка! Бабушка! Посмотри!..

24.10.59.

Третьего (или четвертого) дня бабушка ходила в аптеку. Вернулась, о чем-то громко говорит Маше, и вдруг слышу радостный Машкин голос:

- Папа! Папа! Алеша! Алешенька! Там снег! Там снег был!

Ворвалась ко мне:

- Снег был! Алеша, снег был!

- Где?

- На улице снег был.

Потом убежала. Слышу - в столовой передвигает стулья. Понял, что не может не посмотреть на снег. Так и есть: вскарабкалась на стул и смотрит.

* * *

- Хочу твою книжку почитать.

- Какую книжку?

- "Амба-Хамба".

- Какую?

- "Амба-Хамба"!

Не сразу я понял, что так трансформировалось немецкое "Bruderchen Vierbein". Но теперь эта книга так и называется у нас: "Амба-Хамба".

За окном зима. Белые-белые крыши, белые полоски на карнизах, на трубах, на всех выступах...

А мы сидим дома, хвораем.

* * *

Плохо это или хорошо, а надо признаться, что Машка не очень любит, когда ей читают.

Она до сих пор не знает всей истории Дюймовочки, хотя персонаж этот уже давно - года полтора, если не два - один из любимейших у нее. Я несколько раз начинал читать ей эту андерсеновскую сказку и - бросал на второй или третьей странице. То же и с "Огнивом". А пересказ "Огнива" слушает с наслаждением.

В чем же дело? Прежде всего - в языке этих сказок. Написаны они или переведены так витиевато, вычурно, с таким количеством старомодных слов, выражений и оборотов, что, когда читаешь, приходится то и дело "переводить" на ходу эти архаизмы и непонятности. Может быть, этого делать не стоит? Ребенок должен знать язык во всем его многообразии - в старину его и новизну. Но это относится к первоклассному, неоспоримо хорошему, к прекрасному, а все ли, что мы даем детям, заслуживает такой оценки?

И еще одно: возраст! Андерсен не для трехлетних! Я впервые услышал "Огниво" (именно услышал, а не прочел, то есть получил облегченный, приспособленный к моему тогдашнему пониманию вариант), когда мне было шесть лет или около этого.

А слушать Машка готова без конца. Устный рассказ отличается от рассказа написанного и опубликованного тем, что он всегда приспосабливается к слушателю, к его возможностям, опыту, степени сообразительности и так далее. Приспособление это происходит, вероятно, даже бессознательно: рассказчик чувствует, понимают его или нет, и на ходу меняет лексику, упрощает обороты, укорачивает фразу, растолковывает непонятное...