А что, если я вернулась? Меня убили в том странном мире, и я снова дома. Нет, не так. Я была почему-то в коме, наверное, и правда конфеты какие-то просроченные попались, видела сон про любимый сериал, меня во сне убили, и я… ну вроде как наполовину из комы вышла. По крайней мере, соображаю, где на самом деле нахожусь. Но почему я нахожусь в своей комнате, а не в больнице? Нет, я, конечно, понимаю, что больницы у нас те еще, и не хочу оказаться ни в одной из них, разве что в какой-то жуткой дорогой и элитной, но все равно странно как-то.
Дверь снова открывается, отвлекая меня от мыслей, и маленькая тень крадется через комнату. Мое сердце наполняется умилением: неужели мой маленький братишка, по которому я, стоит признаться, тоже соскучилась, несмотря на его вредность, проснувшись, решил навестить свою старшую сестричку? Он подходит к кровати, смотрит на меня, не говорит ни слова и шагает к углу с гитарой. Оглядывается еще пару раз, словно проверяя, сплю ли я еще, и наклоняется, тихо зашуршав чем-то. Пакетом со спрятанными там конфетами на черный день.
Маленький паршивец! Так вот кто, значит, постоянно таскает у меня сладости, а я-то, наивная, думала, что сама уже счет конфетам от жадности потеряла или луначу по ночам! Ну, я сейчас ему покажу, как с сестрой так поступать!
Пытаюсь подняться и тут же со стоном падаю на подушку. На меня вдруг обрушивается сумасшедшая боль в голове, мучительная пульсация в плече, ломота во всем теле. На глаза наворачиваются слезы, я громко шмыгаю и вздрагиваю. Запах. До боли знакомый и такой вдруг другой. Запах тюремной постели, темной камеры, холода, чего-то металлического, каких-то лекарств. Так мне все это снилось? Я все время была здесь? В тюрьме? В моей камере? Моя камера – просто отлично звучит! Куда как оригинальней собственного облака в раю, да уж…
Злые слезы стекают по щекам, и я бы даже закричала, если бы не головная боль. Хочу домой! Хочу! Хочу! Хочу!
Но слезами делу не поможешь, и ближайшие несколько минут я уделяю попыткам не плакать, ведь от слез становится лишь больней, и столь же тщетным стараниями убедить себя в том, что все к лучшему. Что еще каких-то пару месяцев, и я стану почти что Марисабель, ну хотя бы по фигуре. А еще соблазню Дэрила! И всех остальных покорю своим даром ясновидения! Буду царицей тюрьмы! Хотя нет, лучше сразу – богиней! Ну, ведь положена же мне какая-то моральная компенсация за то, что я тут остаюсь?
Итак, мне, пожалуйста, Дэрила в мужья, Рика и Мэрла в вентиляторы, то есть, пусть стоят рядом и обмахивают меня чем-нибудь, чтобы не слышно было противных запахов, Кэрол и Бет в личные служанки…
Мысли путаются, то ли от усталости, то ли от боли, я почему-то вдруг вспоминаю о войне, зачем-то щупаю еще раз свое одеяло, провожу рукой по стенке и сразу испуганно отдергиваю ладонь, надеясь, что пауков рядом нет, и широко улыбаюсь. Я в тюрьме, а значит, мы победили! Ну не стал бы меня Губернатор сюда волочь, в постельку укладывать, раненое плечо перевязывать, лекарствами пичкать…
Глаза слипаются, но через несколько секунд снова распахиваются от тихого шороха. В камеру заходит Хершел, еле слышно кряхтит, склоняясь надо мной на своих неудобных костылях, трогает мой лоб, а я жмурюсь, притворяясь спящей. Пусть думают пока, что я совсем-совсем сильно пострадала: глядишь, и ценить больше станут!
Хершел уходит довольно быстро, но на смену ему в камере появляется Бет. Она несет на руках Джудит, которая, наверное, после столь нервного, пусть и непонятного для нее дня, смотрит на меня круглыми глазками. Бет подходит ближе, присаживается на край моей койки и начинает плакать. Я уже почти собираюсь дернуть ее за руку и заявить, что оплакивать меня рановато, как она начинает тихим шепотом разговаривать с младенцем.
- Смотри, Джудит! Это Маша. Машаблин! – шепчет Бет сквозь слезы и вдруг заводит какую-то до чертиков нудную, зато очень героическую, сказку о невероятных подвигах Великой, Всезнающей и Восхитительной Марии Блиновны, в простонародье – Машиблин.
Убаюканная ее словами и размеренными всхлипами, я начинаю дремать, даже немного позабыв о боли. И снова открываю глаза, лишь когда чувствую на себе пристальный взгляд. Кажется, дежавю. Ведь надо мной, склонившись в темноте, стоит Кэрол, сжимая что-то в руке. О нет! Меня ведь не за что убивать! Нет, Кэрол, нет! Я же к тебе уже почти привыкла и даже на один процент из ста стала смиряться с тем, что ты маньячка ненормальная, и готова скинуть еще пару, ну, ладно, пусть будет десяток процентов, если ты, наконец, отвяжешься от Дэрила, желательно, раз и навсегда!
- Эй, куда цветы возлагать? – раздается от двери громкий шепот, и в этот момент мне Мэрла, спасшего мою жизнь одним своим появлением, просто расцеловать хочется.
- Что? – возмущенно оглядывается Кэрол, натягивая рукава пониже на ладони и, наверное, пряча что-то там. Нож или вилку, если она меня еще помучить перед смертью хотела…