Слышу чей-то смешок и обиженно шмыгаю носом, отстраняясь от Граймса: а чего это, как Бетти, так можно было его обнимать, а как с меня, так все смеются? Чтобы не выглядеть дурой, обнимаю и Хершела, который ласково похлопывает меня по плечу, и медленно, с многообещающей недоброй улыбочкой поворачиваюсь к попятившемуся в ужасе Дэрилу.
- Только попробуй, – буркает он и скрывается в тюрьме от греха, то есть от меня, подальше.
Все улыбаются, немного расслабившись после полного тревог ожидания, и только Рик выглядит напряженным, косо поглядывая на меня. Неужели так проникся моим телом, которое целую минуту совсем не страстно, конечно, а исключительно ради дела, прижималось к его? Или так боится за свою честь? Или уже страдает из-за принятого решения сбагрить Мишонн в руки маньяка ради сомнительного мира во всем мире, то есть на территории этой конкретной тюрьмы? Не угадать…
Собрав нас после обеда, Рик сообщает о том, что нужно готовиться к скорой войне. Из разговоров окружающих я узнаю о том, что Мишонн они встретили, уже отъехав от места встречи, с огромным трудом убедив ее вернуться с ними. А вот Андреа на встрече не присутствовала, что было очень странно. Неужели мои слова что-то изменили? Но что, и чем теперь это все закончится?
Я задумчиво брожу по тюремным коридорам и вдруг слышу раздающиеся из внутреннего дворика голоса Рика и Хершела. Прекрасно знаю, о чем там речь, но все же подхожу ближе, прислушиваясь: уж очень странным мне показался Рик после возвращения со встречи. Кажется, в сериале он таким не был. Или был, а я, как всегда, все просмотрела, пялясь на Дэрила?
- Я не сказал всего группе, – с трудом выговаривает слова Рик, зато его медленная речь очень понятна для меня. – Губернатор просит не войны. Он устроит войну, только если мы не выполним его условия.
- Что он хочет? Чтобы мы ушли? – спокойно интересуется Хершел.
- Нет. Нет. Он хочет, чтобы мы отдали ему Мишонн. И Машублин.
И вот тут меня пробирает оторопь. Я прижимаю кулак ко рту, прикусывая костяшки пальцев и снова пытаясь проснуться. Эй, что за ерунда?! Откуда этот больной на голову одноглазый псих знает обо мне, и зачем я ему нужна? Нет, я на такое не согласна! На это я точно не подписывалась! И вообще… Он не в моем вкусе, вот!
====== 19. Тюрьма слезам не верит ======
Наверное, так сильно я не испугалась, даже когда увидела самого настоящего ходячего рядом. Там все было слишком быстро: просто волна паники, отвращения, недоверия. И не было времени на то, чтобы оценить весь ужас своего положения, успеть себя пожалеть, подумать о том, чего я лишусь в случае смерти… Ни на что времени не было. А вот теперь его слишком много.
Понимая, что бросаться на Рика с кулаками или, что, наверное, гораздо более действенно, со слезами и соплями, смысла все равно нет, я тихо прикрываю дверь и, стараясь не топать, надеюсь, что бесшумно бреду по коридору. Задеваю плечом тихо выругавшегося и, после отсутствия какой-то реакции с моей стороны, удивленно покосившегося на меня Дэрила и нахожу другой выход из тюрьмы. Выхожу во двор, вглядываюсь в наступающие сумерки и невпопад вспоминаю, что в сериале своему верному помощнику Рик тоже сообщил о том, чего хочет Губернатор. И Дэрил, как обычно, согласился с ним. Просто согласился отдать Мишонн. Значит, согласится отдать и нас обеих? Почему они так верят Рику? Почему?
А может быть, Дэрил даже по поводу женщин советуется с другом, старшим, если не по возрасту, так по положению? Приходит, долго мнется, и своими привычными выражениями осторожно намекает на то, что он тоже человек и, помимо сна и тарелки каши, ему нужно кое-что еще. Называет шепотом имя и выслушивает получасовую, очень убедительную, лекцию по поводу того, почему ему не подходит выбранная дама сердца. Да уж, какая ерунда только не придет в голову, которая отчаянно не хочет впускать мысли о том, что сейчас важней всего.
О моей судьбе.
- Э-э-эй, привет, – проходя мимо сетки, вижу я сидящего на одном из столбиков ворона, внезапно всхлипывая.
Он смотрит на меня своим черным глазом и словно понимает. Даже ходячие на секунду замирают у ограды, как будто прислушиваясь. Кажется, у меня окончательно сносит крышу, никакой Марисабель мне уже быть не хочется, с каждым днем я все больше забываю о родном доме и хочу просто… просто выжить. Во что бы то ни стало!
А еще – поговорить с кем-то. Честно, открыто, по душам. Поплакать и пожаловаться, говорить взахлеб, не задумываясь о переводе и уместности слов. Говорить на родном языке, зная, что меня понимают. А что, если я вообще никогда не вернусь уже? А что, если больше никогда-никогда не услышу ни одного осмысленного русского слова? А что, если вся моя прошлая жизнь была сном?