Наша первая революция. Часть I

В народе созрела потребность в митингах, – говорит генерал Трепов, – и открывает для петербургского народа три небольшие клетки. В воскресенье утром захватывает военной силой все университетские здания, ставшие в эти дни достоянием народа.

Но нам, революционному народу Петербурга, тесно в тех полицейских ловушках, дверь которых пред нами раскрывает треповский указ. Мы знаем только одно право, это – право нашей силы. Мы знаем, что народная свобода может быть воздвигнута не на указах царской шайки, а на ее костях.

Наш ответ на новый вызов полицейского генерала ясен и прост: мы идем своим путем. А наш путь – это непримиримая революционная борьба на жизнь и на смерть.

Народу нужны не царские указы, а оружие. Когда петербургский народ возьмет в руки ружье, он на кроваво-красных стенах Зимнего Дворца напишет концом штыка свой великий указ. Это будет указ смерти царскому правительству и указ свободной республиканской жизни для народа.

Революционная стачка продолжается. Отступления народу нет. Впереди жестокая борьба. Для борьбы нужно оружие. Для народного вооружения нужны средства.

Совет Рабочих Депутатов[208] постановил в субботу отправить делегацию в петербургскую городскую думу,[209] чтоб сурово потребовать от нее отчета в ее делах.

Городская дума тратила и тратит народные миллионы на царскую войну, на царскую жандармерию, на царскую полицию. Нет такого царского преступления, на которое петербургская городская дума не дала бы долю народных средств.

Только для святого дела борьбы с царским правительством дума не находила и не находит средств.

Рабочая депутация именем петербургского пролетариата потребует, чтоб дума выполнила свой долг. Дума должна признать, что для спасения нашей жизни и чести, для завоевания свободы необходима народная милиция. Дума должна признать, что всякий гражданин имеет право на ружье. Дума должна прийти на помощь пролетариату и ассигновать необходимые суммы из народных средств для создания народной милиции.

Милиция будет состоять под руководством выбранных вооруженным народом вождей. Милиция будет нашей охраной и опорой. В милиции наше спасение!

«Известия СРД» N 2, 18 октября 1905 г.

Л. Троцкий. РЕЗОЛЮЦИЯ СОВЕТА РАБОЧИХ ДЕПУТАТОВ О ПРЕКРАЩЕНИИ ВСЕОБЩЕЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЗАБАСТОВКИ

(19 октября)

Считаясь с необходимостью для рабочего класса, опираясь на достигнутые победы, организоваться наилучшим образом и вооружиться для окончательной борьбы за созыв Учредительного Собрания на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права и для учреждения Демократической Республики, Совет Рабочих Депутатов постановляет: прекратить 21 октября, в 12 часов дня, всеобщую политическую забастовку с тем, чтобы, смотря по ходу событий, по первому же призыву Совета возобновить ее для дальнейшей борьбы так же дружно, как и до сих пор, за наши требования.

«Известия СРД» N 3, 20 октября 1905 г.

2. Из деятельности Совета

Л. Троцкий. ЦАРСКИЙ МАНИФЕСТ {48}

Еще никогда российский пролетариат не проявлял такой могучей силы и сплоченности, как в нынешней революционной стачке.

Еще никогда царское правительство так открыто не сознавалось в своей слабости, как 17 октября. Рабочий класс идет вперед уверенно, мужественно и решительно. Царское правительство, злобное и трусливое, льстивое и кровожадное, отступает шаг за шагом под напором рабочей «смуты».

Манифестом 17 октября[210] правительственная шайка открыто признала перед всем миром, что русская революция загнала ее в тупой переулок.

Г. Витте, который заслужил недавно графский титул, подписавшись под военным позорищем русского самодержавия,[211] теперь призван спасать Россию. Сперва народ должен был успокоиться под влиянием булыгинской Думы. А когда этого оказалось недостаточно, понадобилась конституция г. Витте.

И вот конституция дана.

Дана свобода собраний, но собрания оцепляют войсками.

Дана свобода слова, но цензура осталась неприкосновенной.

Дана свобода науки, но университеты заняты войсками.

Дана неприкосновенность личности, но тюрьмы переполнены заключенными.

Дан Витте, но оставлен Трепов.

Дана конституция, но оставлено самодержавие.

Все дано и не дано ничего. Жалкие лживые обещания даны с наглым расчетом обмануть народ!

Но неужели же граф Витте, эта хитрая травленая лиса, надеется в самом деле кого-нибудь обмануть? Неужели граф Витте думает, что великий забастовщик – русский пролетариат может поверить царскому манифесту?