Наша первая революция

Его бестактность состояла бы в том, что он на либеральном банкете высказал бы то, что есть. Но такой бестактности наш оратор не совершил, ибо его не было. Никто из земцев или из услужающих им "освобожденцев"-демократов не поставил вслух вопроса: что же дальше?

Такую бестактность решились сделать только социалисты-пролетарии.

Они явились в Харькове на заседание Юридического Общества, председатель которого предлагал отправить министру весенних дел приветственную и благодарственную телеграмму, и один из них сказал собравшимся, что единственная весна, которой верит пролетариат и которой только и может верить демократия, будет принесена революцией. Они явились на заседание Екатеринодарской думы, где оратор-рабочий сказал: "Погибающее самодержавие думает бросить вам приманку,... оно надеется обмануть вас и теперь точно так же, как не раз обманывало! - Но... оно почувствует, что народилась в России новая сила, с самого начала своего существования явившаяся непримиримым, смертельным врагом царского деспотизма. Эта сила организованный пролетариат... И мы - горсть борцов великой армии труда зовем вас с собой. Мы с вами - представители противоположных общественных классов, но и нас может объединить ненависть к одному и тому же врагу самодержавному строю. Мы можем быть союзниками в нашей политической борьбе. Но для этого вы должны оставить прежний путь смирения, вы должны смело, открыто присоединиться к нашему требованию: Долой самодержавие! Да здравствует учредительное собрание, избранное всем народом! Да здравствует всеобщее, прямое, равное и тайное избирательное право!".

Пролетарии явились на банкет одесской интеллигенции и там их оратор сказал: "Если вы, граждане, найдете в себе достаточно мужества, чтобы открыто и без колебаний поддержать наши демократические требования, мы, пролетарии-социал-демократы, приглашаем вас итти рядом с нами в борьбе с царизмом. В этой жестокой борьбе мы, социал-демократы, будем до последней капли крови отстаивать великие принципы свободы, равенства и братства".

Ораторы-пролетарии не боялись поставить открыто вопрос: что делать? - ибо на этот простой вопрос у них есть простой ответ: нужно бороться, нужно "до последней капли крови отстаивать великие принципы свободы, равенства и братства"!

И как бы для того, чтобы показать, что это не фраза в устах пролетариата, бакинские стачечники*55, эти буревестники надвигающейся всенародной грозы, оставили на земле десятки убитых и раненых, проливших свою кровь за великие принципы свободы, равенства и братства!..

И вот, от этого класса, который научает своих детей так бороться и так умирать, явились представители на либеральные банкеты, на которых так хорошо говорят о героической борьбе и героической смерти.

Имели они право на внимание?

Либеральная печать много говорила о пропасти между интеллигенцией и народом. Либеральные ораторы не знают другой клятвы, кроме клятвы именем народа.

И вот ныне перед ними в лице пролетариата выступает на сцену сам народ. Не в качестве объекта просветительных начинаний, а в качестве самостоятельной, за себя ответственной и требовательной политической фигуры.

И что же?

- "Долой отсюда!" кричат либералы, надеявшиеся, что высокий имущественный ценз (цена либерального обеда от двух до четырех рублей) не позволит пролетариям перешагнуть пропасть, отделяющую "интеллигенцию" от "народа".

Профессор Гредескул*56 не находил "слов для достаточного выражения своего негодования", когда рабочие разбросали прокламации на заседании харьковского Юридического Общества, и кричал на всю залу: "если те, которые это сделали, честные и порядочные люди, пусть они добровольно удалятся". Он сомневался в том, честные ли, порядочные ли они люди!..

"Это нарушение правил гостеприимства!" - кричал председатель ростовского либерального банкета, не позволяя прочитать резолюцию рабочих, ждавших решения ее судьбы на холоде. "Ведь они же на улице, - волновался г. либерал, - пусть собираются где хотят!" Он знал, что ростовские рабочие умеют собираться, что за место для своих собраний они платят не рублями, а кровью.

"Долой отсюда! вон, вон, вон!" - встретили одесские либералы речь одесского пролетария. "Довольно! Довольно!" - прерывали они его на каждом шагу.

При таких торжественных условиях происходило сближение интеллигенции с народом.

Каким гневом должно было наполниться сердце революционера-рабочего, какой горячей волной должна была прилить кровь к его голове, как судорожно должны были сжаться его кулаки, когда он предстал, как вестник революции, пред этим образованным и от самовлюбленности пьяным обществом, чтобы напомнить либералам об их либеральных обязанностях, чтобы поставить демократов пред лицом их демократической совести, и когда в ответ на первые, еще неуверенные звуки его голоса - он не привык, господа, к обстановке парадных обедов! - раздалось из глубины либеральных потрохов: "Долой его! Молчать! Ату его!" - "Граждане! именем пролетариата, собравшегося у стен этого здания..." - "Вон, вон, вон! Замолчать! Ату его!"...