Наша песня

Я почувствовала, как его руки чуть сильнее сжали меня, уже не просто придерживая из-за маленькой травмы. Мы оба собирались это сделать. Сделать всерьез, но существовала реальная опасность, что я отключусь прежде, чем он коснется губами моих губ, потому что мне вдруг сделалось совершенно невозможно дышать.

Голова Дэвида опустилась, словно в замедленной съемке, а мои губы уже раздвинулись в ожидании. Его поцелуй был словно калейдоскоп, закручивая настоящее и стыкуя его с прошлым в водовороте сверкающих огней, который перенес меня на склон заснеженной горы к нашему первому поцелую. Повторяя путь, по которому они двигались пять лет назад, мои руки поднялись с его плеч, а пальцы погрузились в его волосы, пытаясь привязать меня к чему-то, что мне не принадлежало и что исчезнет через несколько мгновений.

Именно так все и случилось. Но не совсем так, как я ожидала. Губы Дэвида, так нежно ласкавшие меня, вдруг замерли. Это можно было называть окаменением, когда человек вдруг превращается в статую. По-моему, это нас и постигло во всех смыслах слова, когда мы подняли глаза и увидели наблюдавшую за нами из темноты Элли.

Я потеряла Дэвида задолго до того, как его руки бессильно упали вниз, а сам он повернулся навстречу ей. Помню, я еще подумала, как же прекрасно выглядела Элли – прекрасно и трагично, словно героиня романа. А кем тогда становилась я – настырной негодяйкой, исполненной решимости испортить счастливый конец? Элли вся дрожала, я видела это даже на расстоянии, от потрясения или от ярости – не знаю от чего. В любом случае я почувствовала, как на меня обрушивается чувство вины, словно тяжеленная стена в мультике. Она метала оскорбления, словно мотки колючей проволоки, и большинство из них попадали прямо в цель. Я прекрасно знала подобные ссоры. Я слышала такие слова очень много раз из уст своих родителей. И это делало теперешнюю ссору еще хуже. Уж я-то лучше знала, потому что была лучше.

– Элли! – воскликнул Дэвид, протягивая к ней руку.

Я не знала, чего бы смогла этим достичь, знала лишь, что надо попытаться, поэтому я шагнула в ее сторону, забыв о больной лодыжке. Я оступилась и схватилась за руку Дэвида, чтобы не упасть. Оглядываясь назад, я думаю, что мне было бы совсем не так больно, если бы я рухнула на пол.

Я знала, что должно случиться. Знала, но не верила. Потрясение было такое, словно я увидела ангела с автоматом. Я видела, как рука Элли с прямой ладонью и чуть расставленными пальцами рассекает воздух, словно летящая к цели управляемая ракета. Я была слишком поражена, чтобы отклониться, отступить или даже блокировать ее удар, который она эффектно нанесла по моей побледневшей щеке.

Все ускорилось в ту секунду, когда ее рука хлестнула меня, и отхлынувшая было кровь с жаром прилила к коже. Я прижала ладонь к щеке. Она дала мне пощечину. Действительно дала. Я подумала, что это станет сильнейшим потрясением за вечер. Но надвигалось еще более мощное – реакция Дэвида.

Его обуяла и захватила такая ярость, какой я прежде в нем никогда не замечала. Он встал между нами, надежно заслонив меня собой, создав своим телом нечто вроде живого щита. Он повернулся и что-то у меня спросил – наверное, все ли нормально. Я не имела ни малейшего понятия, что ему ответила.

Их перебранка была короткой и отвратительной. До этого я много раз слышала, как они ссорились, но подобное наблюдала впервые. Мне хотелось оказаться за тысячу километров оттуда, но какая-то непреодолимая сила удерживала меня на месте, заставляя слышать каждое слово, которое любимый мною человек вонзал в любимую им женщину, а она на моих глазах вырывала у него сердце. И я ничего не могла поделать, чтобы ее остановить.

Глава 9

Шарлотта

– Знаешь, он горевал по тебе. Как будто ты умерла. – Я горько рассмеялась, чуть сильнее надавив на ампулу с цианистым калием, к которой многие годы избегала прикасаться. – По-моему, он куда легче пережил бы потерю, если бы ты и вправду умерла.

Лицо Элли сделалось белым как полотно. И я знала почему. Было рискованно и опасно упоминать о смерти в этих коридорах. Она и так бродила где-то рядом, и нам не следовало еще ближе притягивать ее к себе.

– Дэвид очень сильно переживал. Это был не просто разрыв – по крайней мере, для него. Это стало для него настоящим горем, и все мы это видели. – Я умолкла, раздумывая, есть ли у меня силы продолжать. Скорее всего, они остались. – Иногда мне кажется, что он до сих пор по-своему переживает. Даже сейчас.

– Я… я… – Взгляд Элли метнулся к закрытой двери палаты Дэвида, потом по коридору к палате, где лежал ее муж, прежде чем вернуться ко мне. – Зачем ты мне все это говоришь? Почему именно сейчас? Все это случилось давным-давно. И все мы с тех пор изменились.

– Неужели? Иногда мне вовсе так не кажется. Может, не все так стерлось из памяти, как ты думаешь. Может, в ее дальних уголках все еще прячутся какие-то тайны. Наверное, им пришло время выйти на поверхность.