Наша песня

Я почувствовала знакомый болезненный укол, подслушав их беседу, но попыталась поскорее забыть о ней. Мне самой сейчас предстояло перенести довольно сильную травму и пройти через серьезные испытания. И потому не стоило искать дополнительные источники тревоги и беспокойства. Я шаркнула ногой, и мое движение привлекло внимание обеих женщин.

– Простите, что вмешиваюсь, но моего мужа перевели в отделение интенсивной терапии, а я не знаю, где у вас тут самое лучшее место, где мне можно было бы подождать, пока я смогу с ним увидеться. – Под «лучшим» я подразумевала, конечно, «ближайшее». Наверное, они все же поняли меня правильно.

– Двумя этажами ниже есть кафетерий, вы могли бы подождать там, – предложила женщина в очках. – А мы скажем врачам, где вас найти. По-моему, вам сейчас бы не помешала чашечка крепкого кофе, – тепло добавила она.

Конечно, было бы грубо сообщать ей, что для того, чтобы прийти в норму, мне сейчас потребовалась бы не одна чашечка кофе. И вообще, единственное, что могло бы исправить этот жуткий день, – это если бы мы вечером вышли отсюда вдвоем с Дэвидом, держась за руки. Холодный пот струйкой побежал у меня от затылка по позвоночнику, поскольку я понимала – такого исхода ждать не приходится. По крайней мере, не сегодня. «Или вообще никогда?» – прозвучал зловещий голос у меня в голове.

– Вам нужно будет заполнить кое-какие документы, – добавила вторая женщина, доставая из лотка на своем столе сразу несколько листков бумаги. – Вы можете сейчас взять их с собой, а потом, когда все заполните, вернуть нам.

Я взяла стопку из ее протянутой руки, радуясь тому, что мне, по крайней мере, будет чем заняться, пока я стану ждать известий от врачей.

Кафетерий напоминал собой корабль-призрак. Наверное, утренние посетители, подкрепившиеся здесь чаем, уже давно разошлись, как только закончилось время посещения больных, а для ужина было еще рановато. Я взяла себе чашку какого-то бурого и весьма неаппетитного напитка и перенесла ее на липкую поверхность одного из столиков. Это должен был оказаться чай или кофе в керамической посуде, но по вкусу мне этого так и не удалось определить. Я, как правило, всегда возвращала в ресторане блюдо, если оно казалось мне недостаточно горячим. И уж никогда не стеснялась высказать свое недовольство, если что-то оказывалось несъедобным. Дэвид частенько посмеивался над этой моей привычкой и говорил, что у меня, наверное, где-то имеется татуировка, гласящая «Клиент всегда прав». Ну конечно, мы оба прекрасно знали, что это не так, поскольку Дэвид был хорошо знаком с каждым сантиметром моего тела. Он трогал его, ласкал, целовал. Рука у меня чуть заметно тряслась, когда я поднимала чашку, подносила ее к губам и пробовала напиток на вкус без всяких комментариев и недовольства.

Я тщательно заполнила все бланки, но все равно осталось много пустых мест, потому что я не знала, что писать. По большей части вопросы касались семейной истории болезней или болезней, перенесенных в детстве. Конечно, мать Дэвида могла бы ответить на них, но мне не хотелось ей звонить, пока я не получу какую-либо обнадеживающую информацию. Узнав, что Дэвид попал в больницу, она бы стала настаивать, чтобы я соединила ее с медиками. Ей бы захотелось немедленно поговорить с его лечащим врачом. И если бы этого для нее оказалось недостаточно, она бы продолжила пробиваться вперед, как разъедающая все и не знающая преград кислота, уничтожая любые препятствия на своем пути. В конце концов она добилась бы, чтобы ее соединили с главным врачом. А может, имеет смысл действительно позвонить ей? Она-то умеет улаживать такие дела. Но я только покачала головой, надеясь, что она потом простит меня за то, что я приняла именно такое решение. Нет, дело не в том, что я плохо ладила со своей свекровью, просто ее трудно было назвать доброжелательной и дружелюбно настроенной женщиной. И это было справедливо даже в отношении меня, хотя именно мою кандидатуру она как раз и одобрила! Достаточно сказать, что даже после пяти лет брака лично я предпочитаю по-прежнему называть ее миссис Уильямс, а уж никак не Вероника.

Я посмотрела на свои часы. Прошло уже тридцать минут. Сколько же времени требуется, чтобы перевезти его на несколько этажей наверх и поставить койку в нужном месте? Неужели сейчас никто не появится, чтобы провести меня к нему? Может быть, они забыли, где я сейчас нахожусь? А вдруг к ним прибыл другой пациент и они теперь занимаются им, так как его случай не терпит отлагательств? Может быть, это как раз тот мужчина, которого привезли сюда, когда я приехала в больницу?