Наша старая добрая фантастика. Цена бессмертия

Хуже всего, что я в конце концов сам запутался. Когда я вспоминал слова Минского, мне казалось, что все стоит на своих местах, наука борется за гуманизм и человечество движется ко всеобщему благополучию. Но стоило мне встать на точку зрения Регины, как открывались такие катастрофические бездны, в которых могли сгинуть не только несколько биостанций, но, может быть, и вся цивилизация. Приближаясь к Амброзии, я не знал, выступаю ли я при этом спасителем человечества или тем, кто толкает его в пропасть. Так или иначе, я не ждал от Амброзии ничего хорошего. Мне теперь даже трудно было поверить, что благодаря успеху программы «Скайфилд» этот астероид мог стать для человечества вратами в рай. Даже внешне Амброзия мало подходила для столь радостного места. Все углистые астероиды необыкновенно темны, это самые мрачные объекты в Солнечной системе. Двухсоткилометровая косматая глыба Амброзии, растущая на экране, как медленный черный взрыв, скорее походила на вход в преисподнюю, чем в райские кущи.

Один из бытовых отсеков биостанции пышно именовался «Отель Амброзия». Пахарь зарегистрировался там под чужим именем и вселился в номер, который заранее был подобран так, чтобы, выходя из него в любую сторону, брейкер обязательно проходил мимо комнаты, занимаемой нашим человеком. В номере Пахарь пробыл недолго. Как было установлено, он проглотил две таблетки успокаивающего средства и запил их стаканом минеральной воды. Затем спустился в холл и спросил у портье, какой марки компьютер используется на биостанции и постоянно ли он действует в синхронном режиме с МИНИКСом. Ему ответили, что все работы на астероиде программирует и проводит компьютер «Логос-дейта», который входит в МИНИКС на правах подсистемы и непрерывно общается с ним. После этого Пахарь отправился на встречу с Минским. Разговор между ними состоялся в баре на верхнем этаже отеля. Наши люди находились двумя этажами ниже и с помощью телекамер, установленных в зале, наблюдали за происходящим. Как только встреча закончилась, на связь со мной вышел руководитель группы наблюдения Эдмунд Дин.

— По распоряжению Мейдена мы переходим в ваше подчинение, комиссар. Когда вы будете на Амброзии?

Я ответил, что посадка состоится через полтора часа, но у нас нет времени ждать и следует обсудить беседу Минского с Пахарем прямо сейчас.

— Выберите из видеозаписи самое важное и покажите мне. Остальное можете передать словами, — сказал я Дину.

— Хорошо, — кивнул он. — Даю начало.

Экран мигнул, появилась картинка, и я увидел Пахаря сидящим за столиком в баре. Через минуту к нему приблизился Минский, поздоровался, сел. При этом сработал трансфокатор, лицо брейкера придвинулось вплотную, и я впервые смог отчетливо рассмотреть его. Пахарь выглядел сейчас совсем не так, как на голограмме, которую я видел на совещании. Передо мной было лицо одержимого, может быть, даже безумца. Все, что обычно любят описывать авторы дешевых детективов: запавшие глаза, потный лоб, горящий беспокойный взгляд, фанатично сжатые губы. В облике Пахаря ощущалось огромное внутреннее напряжение, временами переходящее в явственную лихорадку. Словом, это был человек, живущий, что называется, на пределе. Я немало видел подобных типов; такие люди слишком развиты, чтобы невозмутимо сознавать себя вне закона, и потому живут с ощущением насекомого, которого вот-вот прихлопнут. В конце концов это их так изматывает, что они даже с облегчением протягивают руки, когда им надевают наручники.

— Вас послала ко мне Регина? — спросил у Пахаря Минский. Было заметно, что он волнуется.

— Нет, — усмехнулся Пахарь. — Я сам пожелал вас видеть. Регина лишь рассказала мне о вашей работе.

Лицо Минского поскучнело.

— Вы, очевидно, биолог? — спросил он без особого любопытства.

— Нет, я кибернетик.

Минский удивленно взглянул на Пахаря:

— Тогда не понимаю... чем, собственно, обязан...

— Я задам вам несколько вопросов. Прошу вас ответить на них предельно искренне. Это очень важно.

Минский пожал плечами:

— Если смогу — пожалуйста.

— Почему вы расстались с Региной?

Вопрос был явно неожиданным и грубым. Минский даже покраснел.

— Зачем это вам?.. Кто вы?

Пахарь медленно посмотрел на Минского.

— Повторяю, — сказал он, — вопрос очень важен. От него зависит жизнь человека.

Кажется, Минский начал пугаться брейкера. Он отвел глаза в сторону и криво усмехнулся:

— Не знаю, что вас интересует... Регина разлюбила меня. Мы пытались сохранить наши отношения, искали пути друг к другу... Но потом ее словно понесла какая-то нечистая сила...

— Регина обращалась к компьютеру, чтобы переменить партнера?

Все — и смысл, и выбор слов, и интонация, с которой был задан вопрос, — все вызывало в Минском отвращение. Его, кажется, даже передернуло, но он, видимо, еще не набрался мужества, чтобы встать и уйти. Может быть, он боялся за Регину.