Наша светлость

В гостях у Урфина бывать мне не доводилось. И следовало признать, что устроились их сиятельство с комфортом.

Неброско. Уютно. Один камин в полстены чего стоит. А вот растения в каменных кадках полить следовало бы. Интересно, эти кусты ему часом не Кайя приволок? Если так, то заревную… впрочем, одного взгляда на Урфина хватило, чтобы, во-первых, проникнуться жалостью, которая зело мешает воспитательному процессу. Во-вторых, осознать — романтикой в ночных похождениях и не пахло, что было довольно-таки обидно: если уж получать, то за дело. В-третьих, призадуматься — не является ли нынешнее плачевное состояние для их сиятельства нормой. Это какой патологической невезучестью или неуемной жаждой приключений обладать надо, чтобы за последние месяцы столько раз вляпываться?

— Ну? — поинтересовалась я, давя в себе змею сочувствия. — Что на этот раз?

— Ничего, — неправдоподобно соврал Урфин, заворачиваясь в меховое одеяло. — Отдыхаю.

А зелень под глазами, стало быть, от переизбытка здорового сна.

Сержант хмыкнул, соглашаясь с моими выводами.

— Иза, а давай в другой раз поговорим?

Предложение мне не понравилось, и я выдвинула встречное:

— Признавайся сам. Не то хуже будет.

— В чем?

— Во всем.

— Во всем — будет долго, муторно и мрачно.

Ничего, наша светлость потерпит. Она в последнее время только и делает, что терпение тренирует. Но Урфин определенно не собирался сдаваться по-хорошему. Я оглянулась на Сержанта, на сей раз решившего с местностью не сливаться, но занять кресло у камина; перевела взгляд на дядюшку Магнуса, который наблюдал за мной с восторгом энтомолога-любителя, узревшего крайне редкий экземпляр уховертки; и снова на Урфина. План действий самозародился, верно, на тлеющих остатках других планов, более революционного характера.

Сдернуть одеяло совсем не получилось — Урфин вовремя успел среагировать, а хватка у их сиятельства оказалась бульдожья, — но и увиденного было достаточно. Его грудь, плечи, живот — одна сплошная гематома. Сизо-лиловая, с красноватыми прожилками, с прорывающейся желтизной, которая обозначала условные границы перехода одного синяка в другой.

Слой мази — резкий запах ее был неприятен — лишь усугублял общее впечатление.

— Иза, ты замужняя женщина… — пробурчал Урфин, возвращая отобранное одеяло на прежние позиции. — Это неприлично.

Кто бы тут о приличиях думал.

И голова разбита. На затылке выделяется полоса стриженых волос и аккуратный шов.

— Садись, ласточка моя. — Магнус уступил стул. — И не вздумай волноваться. Это не опасно.

Ну да… сине-красно-лиловый окрас вообще естественен для их сиятельства.

— Кости целы.

Действительно, что может быть важнее целостности костей?

— Кто тебя так? — Сесть я все-таки села.

— Не помню.

— Тошнит? Голова кружится? — Не хватало еще сотрясения мозга для полного комплекта. Ну вот как можно так с собой обращаться? Он себя, как Кайя, неубиваемым вообразил? Но тошнить Урфина не тошнило. Головокружения, звона в ушах, мошкары перед глазами тоже не наблюдалось. Или врал он убедительно.

— Да нормально все…

Я вижу.

— Гавин, подай-ка чаю, — велел Магнус, потирая руки. Вид у него был донельзя довольный, счастливый даже. Кажется, мысленно добрый дядюшка уже беседует с теми нехорошими людьми, на которых Урфин имел несчастье наткнуться.

— Просто чаю! — уточнила я.

Сержант снова хмыкнул и плечами пожал: мол, он как лучше хотел. Так ведь я и не в претензии, но в этом дурдоме хотелось бы сохранить относительную трезвость мировоззрения.

— Иза… — Урфин скрестил руки на груди, точно подозревал меня в повторном покушении на его одеяло. — Пожалуйста, не рассказывай Кайя.

Совсем не рассказать не выйдет. Пусть бы эту историю и удастся замять для широкой общественности, но Кайя увидит, что я что-то от него скрываю.

И Урфин понял.

— Хотя бы без подробностей. Я сам.

— Хорошо.

— Ты и вправду не переживай, ласточка моя. — Магнус забрал у Гавина поднос с чашками. — Случалось и похуже… завтра уже встанет.

Чтобы новое приключение на задницу примерить?

— …послезавтра, — уточнил Урфин.

Ему чай подали отдельно, травяной и, судя по тому, как их сиятельство скривились, крайне мерзкого вкуса. И правильно. Будет знать, как ночами не спать, по злачным местам шляться и фрейлин юных с пути истинного сбивать.

— Урфин, — я заговорила ласково-ласково, как только могла, и он дернулся, явно подозревая неладное, — скажи, ты случайно не в курсе, куда это Тисса ходила ночью?

— В курсе. Сюда.

Чистосердечное признание облегчает душу и работу следователя.

— Я чего-то не знаю? — оживился Магнус, добавляя в чай сахар. Кусок за куском. И щипцы серебряные напрочь игнорируя. Действительно, пальцами удобней — я сама так делаю, когда никто не видит. — Нет, теперь знаю. И все складывается… чудеснейшим образом все складывается.

Мне бы его оптимизм.

— И что она тут делала? — Нашу светлость сбить с цели не выйдет.

— Мне помогала.

Исчерпывающий ответ.

— Иза, если ты думаешь, что я вчера к ней приставал, то ты меня серьезно переоцениваешь. Мне нужна была помощь. Точнее, я отключился. И Гавин привел девочку.

— Почему?