— Догадался, — соврал Урфин. — А будешь хорошо себя вести, и подзорную трубу дам. Есть тут окно, из которого порт как на ладони. Наблюдать за людьми и кораблями интересней, чем просто за кораблями.
Улыбка у нее очаровательная. Живая. И наверное, в этой вылазке имеется смысл, который дойдет до Урфина позже. Магнус ведь говорил, что у него инстинкты вперед головы работают.
— А теперь обедать.
Леди едят аккуратно. Даже когда тарелку приходится держать на коленях, а вместо столового ножа предлагается охотничий, и салфетки отсутствуют, равно как прочие мелочи жизни.
Но леди едят аккуратно.
Медленно.
Мало.
Тщательно скрывая, что все еще голодны.
— Ешь. — Урфин выдерживает обиженный взгляд. — Все. До последней крошки.
Подчиняется.
Он в ее возрасте не стеснялся того, что постоянно голоден. И ел все, что попадалось под руку, даже пшенку, которую голубям запаривали. Ничего была, твердовата, но в целом ничего. Кто придумал, что в четырнадцать лет ужин необязателен и хватит хлеба с маслом… Урфину хватало ума не верить в эту чушь. Но молчание вновь становится напряженным, и Урфин просит:
— Расскажи, пожалуйста, как вы жили.
— Обыкновенно. Как все. Папа. Мама. Я и Долэг. И еще дедушка был… он мне корабли показывал. Рассказывал, откуда они и что везут.
…и что оставляют на берегу бухты. А потом старик, надо полагать, умер, и связь с контрабандистами разорвалась. Денег не стало…
— Я еще думала, что однажды уплыву.
— Куда?
— Куда-нибудь. Глупо, да?
Нет. Но если просто сказать, то решит, что Урфин опять издевается.
— Мне тоже хотелось убраться на край мира. Там бы не нашли. У меня и план был. Пробраться на корабль. Спрятаться в трюме. Сбить ошейник. И затеряться в другом городе, где никто меня не знает. Я стал бы свободным человеком.
Не отвернулась. И не отшатнулась. А в глазах не отвращение. Жалость? И проклятая метка вдруг вспыхивает. Болезненная алая точка за ухом как напоминание о том, кто он есть.
Как-то Урфин не привык, чтобы его жалели.
— Почему вы не сбежали?
— Потому что не хотел бежать один.
А вдвоем не вышло.
Но это не тот разговор, который следует продолжать.
Подзорная труба слишком тяжела для девичьих рук, и Урфин долго ищет треножник, который совершенно точно где-то был, но где, он не помнит. Как-то выясняется, что давно пора было бы навести порядок. Вот зачем ему медвежий капкан? Хорошо, что не взведенный. Или свирель… свитки, кажется, что-то полезное. Звездный атлас. И мешок овса, изрядно облюбованный мышами.
Но треножник все-таки находится.
Окно расположено так, что смотреть в него сидя не выйдет, хотя Тисса и не верит. Она вертится, пытаясь найти подходящую, пристойную позу на лежаке, но в конце концов любопытство побеждает.
— Вы это нарочно! — ворчит, прилипая к трубе. — Ух ты… и вправду как на ладони. Там строят что-то!
Склады, пострадавшие при пожаре.
— А люди совсем не маленькие даже… у дедушки была труба, но старая. И видно было не все…
Из складок меха выглянула ножка. Узенькая ступня с поджатыми пальчиками, тонкая щиколотка и мягкая линия голени.
— И что ты видишь?
Тянуло пощекотать ступню. Или дернуть за косу… ну, за ленту, которая из косы выглядывала. Лента бы выскользнула, волосы рассыпались.
— Мм… йолы[3]
вижу. Рыбаки.— Почему?
— Ну… йолы обычно рыбаки используют, особенно когда паруса не ставят. Сейчас как раз сезон на сельдь. Наверное, улов привезли. Галера еще стоит… нет, две… северяне. Они, как правило, меха везут. А баркентина, наверное, с юга… ага… чай привезла. Или пряности. Еще не разгружалась, но по осадке груз легкий. Ткани еще могут быть…
Надо же, какие знания. Дедушка научил?
— Странно… — Она перевернулась на бок, словно от перемены позы что-то менялось.
— Что странно?
— Ну… такое… там барк стоит. Древний совсем и… — Подвинувшись, Тисса указала на трубу. — Видите? Не в самом порту. В заливе. Вон там…
Барк был виден. И вправду древность. Даже издали корабль выглядел ненадежным, готовым рассыпаться от любого мало-мальски серьезного удара волны.
— …по флажкам если… они вывесили, что идут на Юг. И с грузом мехов.
— И?
— А вы смеяться не станете?
Вот когда эти зеленые глазищи были так близко, Урфину становилось совсем не до смеха.
— Мех — ценный груз. А у этого в трюмах наверняка сыро… плесень… и меха пострадают. — Тисса облизнула губу. — Еще по осадке… меха легкие. А этот…
Урфин пригляделся: точно. Едва ли воду бортами не черпает.
— Не понимаю.
Зато он понял прекрасно. Меха — золотая марка. Высокие пошлины. Склочные торговцы, с которыми никто не хочет лишний раз связываться. Груз не тронут.
— Ребенок, ты чудо… но теперь мы очень и очень спешим.
Глава 11
ЛОСКУТНАЯ
— Я жду с минуты на минуту гонца. Взгляни на дорогу, кого ты там видишь?
— Никого.
— Мне бы такое зрение — увидеть никого, да еще на таком расстоянии.
Тиссу обняли. Поцеловали в макушку. Обули. Обернув соболями — шаль волочилась по земле, как мантия, — потащили прочь.