— Умные будут верить тому, что видят, — сказал Сержант, засовывая руки в рукава шинели. — Тот, кто пишет, дает лишь слова. И многие знают, что слова опасны. Глупых больше. Но теперь им будут говорить разное. Появится выбор.
Любить или ненавидеть.
Благодарность человеческая — ненадежная штука. Разве что… мысль пришла в голову неожиданно. Если уж пытаться ее получить, то от тех людей, которые могут быть полезны.
— Скажи, — обратилась я к Сержанту, — в городе много военных?
— Постоянный гарнизон в несколько тысяч. Там есть кому лечить.
Допустим, но это не отменяет права выбора.
— Если отвести крыло… — Особняк предстал передо мной в новом обличье. Я мысленно провела разделительную линию, аккурат меж двух обнаженных дев, поддерживавших над входом гранитную рыбину. — Для тех, кто служит… дому. Солдаты. Командиры. Городская стража. И не только они, но и их семьи. Ведь есть же у людей и жены, и дети, и родители… и хорошо, чтобы лекарства для таких людей продавали дешевле.
Я боялась, что меня не поймут. Но Магнус постучал палкой по кованой решетке, окружавшей особняк, и заметил:
— Пожалуй, это будет правильно… интересно даже будет. Есть у меня знакомый, который хотел бы совесть облегчить благим деянием.
Подозреваю, знакомых у Магнуса хватит на то, чтобы облагодетельствовать весь город.
Их сиятельство не вернулись ни через час, ни через два, ни через три…
За окном стемнело, и Гавин зажег свечи.
Ужинали вдвоем, и где-то это было даже неплохо. Впервые за долгое время Тисса не думала о том, чтобы сидеть в изящной позе, следить за осанкой, руками, каждым сказанным словом, чтобы не есть больше, чем дозволено есть леди.
Холодное мясо подогревали на свечах, хотя Гавин и предлагал воспользоваться спиртовкой, но Тисса не решилась. Живы были еще воспоминания о выплавленных в камне окнах. Мало ли какие у их сиятельства спиртовки…
— А ты совсем не такая, как я думал, — сказал Гавин, облизывая жирные пальцы. Ел он руками, и Тиссу подмывало последовать его примеру. Но она боялась испачкать платье.
Ему и так досталось.
— Какая?
— Злая.
Тисса злая? Почему?
— Ну… ты все время смотришь вот так. — Гавин встал и, вытянув шею, задрал подбородок. И прищурился. Неправда! Ничуть не похоже!
Или похоже?
Лань горделивая или как там было… Тисса фыркнула, представив себя такой и еще с книгой на голове.
— И не улыбаешься никогда. А говоришь, как будто тебе слов жалко.
Он и голос передразнил, причем так, что Тисса, не выдержав, рассмеялась. А ведь леди не хохочут… но здесь не было никого, перед кем надо было притворяться леди.
— Теперь ты мне больше нравишься. — Гавин нарезал яблоки на четвертинки, избавлял их от косточек и, насадив на длинную шпагу, совал в камин. Огонь шипел, глотая горячий сок, а Гавин ловко скидывал опаленное яблоко на блюдо, посыпал сахаром и корицей. — Почему ты не всегда такая, как сейчас?
— Потому что… я должна быть леди.
Эти яблоки были почти так же хороши, как запеченные в костре. Только дым имел другой запах.
— Зачем?
— Я обещала.
— Твоя сестра говорит, что…
— Она еще маленькая. Ей многое прощают. И она думает, что так будет всегда. Но она вырастет и поймет.
— Что поймет?
Наверное, Тисса не сказала бы это кому-нибудь другому. Но Гавин был почти своим.
— Что нам сбегать некуда. Мы должны соответствовать. Быть такими, какими нас желают видеть.
Хорошо хоть откровения вкус яблок не испортили. Когда еще получится так отдохнуть. Тисса и на их сиятельство злиться перестала.
Он и вправду не такой уж страшный… забавный иногда.
Мы возвращались.
Я устала ровно в той мере, чтобы быть счастливой от предвкушения встречи с ванной и кроватью. И эта усталость странным образом придавала веры, что все у нас получится.
Лечебница откроется в самом скором времени.
Дядюшка отыщет злодея.
Кайя вернется…
…вернулся.
Я услышала его присутствие на мосту и даже раньше, сперва не поняв, что со мной происходит и откуда это ощущение безумного всепоглощающего счастья.
— Куда вы… — Сержант не успел договорить, сам все понял и пробурчал: — Магнус, сами с ним объясняться станете. Я изначально был против этой затеи.
Снова были ворота, и замок, и статуи, и Кайя, который стоял, скрестив руки на груди.
— Дядя! — Его голос выражал всю гамму эмоций. — От тебя я такого не ждал! Это безответственно — выходить в город без…
Обожаю, когда он читает нотации.
— …Иза, в сложившихся обстоятельствах это…
И я поверила.
Он был настоящим, мой рыжий сердитый супруг, который принес с собой запах дороги и вкус дыма на губах.
— Ласточка моя, под крышей вам было бы удобнее… о девочках я позабочусь.
— Дядя, не думай, что разговор окончен. У меня есть к тебе вопросы.
Магнус лишь руками развел: зануда, мол. И я рассмеялась от счастья. Пусть ворчит. И спрашивает. И делает что угодно, но я не отпущу его больше, до самой весны не отпущу.