Наша трагическая вселенная

— Толком нет. Только сказал, что он ударил кулаком по стене.

— Он иногда такой придурок. — Джош посмотрел себе под ноги. — Просто в голове не укладывается.

— Что там с переездом Милли?

— Папа хочет освободить старую комнату Кристофера и сделать в доме ремонт. Кристофер в этой комнате почти не бывает: последний раз он ею пользовался, когда ты жила с нами. Там до сих пор плакаты с чемпионата Европы 1996 года и кассеты Oasis, сама помнишь. Папе в голову пришла гениальная идея устроить в этой комнате кабинет для Милли, чтобы она могла писать там свою книгу о музыке. Странно, что он не подумал о том, как Кристофер взбесится из-за своих «фресок». Когда сегодня он вдруг явился без предупреждения, Милли готовила обед, и папа спросил, не останется ли он с нами поесть. После обеда разговор коснулся комнаты, и тут его понесло. Думаю, я догадываюсь почему. Папа поступил не слишком тактично, выбрав именно эту комнату.

Мать Кристофера еще до его рождения расписала для него стену. Она нарисовала лес и — где-то вдалеке на вершине холма — заколдованный замок с ведущей к нему тропинкой. На переднем плане стоял единорог, его голова склонилась, будто он ждал, чтобы его погладили. Несколько лет тому назад, перед тем как перебраться в наш теперешний дом, мы с Кристофером несколько недель жили у Питера и Джоша. Мы спали вместе на старенькой кровати Кристофера, тесной и бугристой, хотя Питер предлагал нам гостевую комнату. Каждый вечер я раздевалась, стоя перед расписанной стеной, и представляла себе, каково это — быть беременной и родить ребенка, мечтая и надеясь не только за себя одну, но и за него. Сама я никогда не испытывала сильного желания иметь детей и все смотрела на разрисованную стену, тщетно пытаясь это желание в себе услышать. Впрочем, если бы я даже его ощутила, смысла бы в этом никакого не было. Кристофер тоже не хотел детей, да и сексом мы почти не занимались — даже тогда.

— Я как-то спросила его про стену, — сказала я Джошу. — Но он почти ничего не рассказал. Видимо, для него это одна из тем, которые вообще нельзя упоминать, и предполагалось, что я об этом знаю.

— Из-за этой стены столько всего приключалось, — вздохнул Джош. — Когда Кристофер был подростком, он решил, что она слишком детская и заклеил ее плакатами. Помню, мне тогда хотелось перебраться к нему в комнату, чтобы стена стала моей, но он такой — «нет, она моя», а сам всю ее заклеил. Он снял плакаты, когда вернулся сюда после маминой смерти. Только плакаты — все остальное он оставил в комнате как было. Мне, конечно, эта стена тоже очень нравится, но ведь нельзя все время жить вчерашним днем. Бедному папе, наверное, просто хочется сдвинуться с места. Ведь такие вещи нельзя хранить вечно. Если бы мы продали квартиру или если бы она сгорела, стены бы в любом случае не стало. Так, может, лучше оставить воспоминания в покое? Папа предложил сфотографировать стену, сделать для Кристофера большой постер и вставить его в рамку.

— Ясно. Ну теперь я понимаю, почему он так взбесился.

— Он поднялся в свою бывшую комнату, вроде бы совершенно спокойно, и вдруг оттуда раздался такой грохот, что мы все побежали наверх — и обнаружили, что он швыряет вещи, сдирает плакаты и вообще разносит все к чертям. Под конец он ударил кулаком по стене — прямо рядом с единорогом, — и мне показалось, что неспроста он ударил именно по этому месту, но кого интересует мое мнение. Потом он посмотрел на Милли и сказал «а ты мне никакая не мама, ясно?», будто она имела какое-то отношение к стене и всему такому. После этого он вышел из комнаты. Вот тогда я тебе и позвонил. А потом обнаружил его в пабе: рука вся в крови, и какой-то парень пытается выставить его на улицу, боясь заразиться СПИДом. Ужас. Я не выношу крови, ты же знаешь. Когда его как следует перебинтовали, я взял папину машину и привез его сюда на рентген. А тут как в страшном сне. На всех стенах висят часы и сплошной кавардак.

— Я даже не знала, что он собирался сегодня к вам, — сказала я.

— Мы тоже не знали. Он всегда появляется просто так, без предупреждения. Обычно в обед.

— Ты сам-то как, ничего?

— Я нормально. А вот папа — нет.

— Да, я знаю. Он сказал, что Милли ушла.

— Она вернется. Но им надо запретить Кристоферу приходить до тех пор, пока он не наведет порядок у себя в голове. Милли очень хорошая. Она не заслуживает всего этого.

— У него неудачная неделя. Его опять не приняли на работу.

— Да у него всегда неудачные недели.