Наша улица (сборник)

- Человек, который не знает, что клиент всегда прав, не годится ни для нас, ни для кого другого, - напутствовал меня пан Липецкий лозунгом, который был начертан на знамени суконного острова.

1939

ГЕРР ШУЛЬЦ ПОРТИТ МНЕ КАРЬЕРУ

1

Все вело к тому, чтобы я посвятил свою жизнь полезному занятию ставить цементные или металлические заплатки на чужие зубы и заполнять беззубые рты обоймами искусственных зубов, если бы в дело не вмешался герр Фридрих Шульц, представитель фирмы "Аш унд зон" [Аш и сын], и не испортил мне карьеры.

Только он, вышеназванный Фридрих Шульц, виноват в том, что на свете не стало одним дантистом больше.

Я снимал маленькую полутемную каморку у зубных врачей Рузи Пшепюрки и Морица Петрушки. Еще три года назад Рузя Пшепюрка стала мадам Петрушкой, но так как свой диплом зубного врача она получила, когда еще была девицей Пшепюркой, кабинет действовал под вывеской "Зубоврачебный кабинет Пшепюрки и Петрушки".

Как люди, которым никогда не приходилось объедаться, Пшепюрка и Петрушка были практичны и расчетливы. Поэтому они свой зубоврачебный кабинет открыли не на главной улице города, где на каждой стене лепились вывески зубных врачей, как наклейки на чемодане путешественника, а в старой части города, в районе горемычной бедноты, где их кабинет был всего лишь одиннадцатым по счету на население в двести тысяч.

Пшепюрка и Петрушка правильно рассудили, что хотя население это несостоятельное, но зато его много.

Вставлять зубы здесь навряд ли придется: у бедняков нет денег на такие роскошества, но от лечения, а главное - от удаления зубов перепадет рубль-другой. Они знали, что бедные люди не лечаг зубы, пока не полезут на стену от боли. Зато когда уже схватит зубная боль, самый последний нищий побежит к врачу.

Но то ли, на горе им, у людей перестали болеть зубы, то ли молодые врачи не внушали доверия, - пациентов они и в глаза не видали. Хотя так говорить было бы, пожалуй, несправедливо. Пациенты, конечно, приходили, но все такие, которым лучше бы оставаться дома: это были Пшепюркины и Петрушкины братья, сестры, дяди, тети, двоюродные братья, сваты, родственники до третьего поколения - на таких пациентов только зря тратишь время и материал. Платить "нашей Рузеньке" или "нашему Морицу" им даже и в голову не приходило.

Но не только среди родни имели они такую богатую практику, - время от времени попадались и настоящие пациенты: мужчины со вздутыми щеками, женщины с подвязанными подбородками, девицы с искривленными лицами, плачущие дети, которых матери приводили в кабинет как на заклание. Такие пациенты обычно терпели до последней минуты, пока боль не становилась невыносимой, и, громко стеная, умоляли пана доктора им помочь.

Но как только выдернутый окровавленный зуб оказывался на ладони пана доктора, пациенты, почувствовав облегчение, норовили отделаться от своего исцелителя благодарностью или добрым пожеланием. Больше полтинника от таких пациентов нельзя было ожидать. Некоторые ограничивались даже двумя пятиалтынными. Положив монеты на стол, они торопливо выскальзывали из кабинета, как бы боясь, чтобы "пан доктор" не задержал их как заложников... Когда же недовольная Пшепюрка замечала, что тридцать копеек - это не гонорар для врача, а Петрушка сердился: здесь мол, не богадельня, чтобы задаром лечить, люди робко и униженно клялись, что у них больше нет ни гроша за душой, и обещали принести еще денег, как только господь бог им поможет. Другие же огрызались:

- Подумаешь, сколько труда он положил! Минутное дело... Полтинника за глаза хватит! Заработать бы мне за целый день полтинник, я бы не знал, как бога благодарить ..

Выпадали такие дни, когда дверь с утра до вечера ни на минуту не закрывалась. Но от этого Пшепюрке и Петрушке было не слаще. Уж лучше бы дверь вовсе не отворялась: она впускала в комнату одного за другим инкассаторов из мебельного магазина; агента фирмы, оборудовавшей кабинет в кредит; живописца, разрисовавшего вывеску - золотые буквы на черном фоне: "Зубоврачебный кабинет Пшепюрки и Петрушки"; угольщика, отпускающего уголь в долг-; молочницу, булочницу, бакалейщика, женщину, у которой жил Петрушка до того, как он стал врачом, и человека, у которого Пшепюрка снимала комнату до того, как она стала мадам Петрушкой, - все зто были такие люд", которые, вместо того чтобы дать зубному врачу выдрать у них зуб, сами сдирают шкуру с зубных врачей.

С каждым днем положение становилось все хуже.

Мебельный магазин грозился вызезти обратно мебель, а фирма, оборудовавшая кабинет, собиралась забрать обстановку! угольщик перестал доставлять уголь, молочница не приносила больше молока, мясник ругался, бакалейщица сыпала проклятиями, живописец устраивал скандалы, - в общем, катастрофа.

Прислуге давно отказали. Дверь отворяла сама мадам Пшепюрка, крича при этом во весь голос, чтобы слышали посетители:

- Марьяна, почему дверь не отворяешь? Не слышишь разве, что звонят?