Наша улица (сборник)

Вы бы видели, что на базаре делается, просто страх! Только и слышно: евреи... христианское дитя... Уже объявились свидетели, которые собственными глазами видели, как еврей вел за руку плачущего Павлика...

- А настоятель монастыря как будто собирается разослать гонцов по всем окрестным деревням и устроить в воскресенье крестный ход. Бог знает, чем этот крестный ход кончится!

- Говорят, что Онуфриев, старший жандармский вахмистр, втихомолку уже ведет следствие.

- Онуфриев как Онуфриев, но вот пристав Батурин, этот уже наверняка бегает повсюду и нюхает, словно гонччя.

- Так что вы скажете, реб Хаим, вы же человек умный? Что, вы думаете, надо делать?

- Помочь искать Павлика или оставаться в стороне, как вы считаете, реб Хаим?

Отец собрал в горсть свою бородку и задумался. Тревога за Павлика теперь, очевидно, переросла у него в тревогу, за собственную судьбу и за судьбу всего еврейского населения города.

- Да, дело принимает совсем неприятный оборот, - подтвердил он. Должны ли евреи участвовать в розысках? - Он помедлил с ответом на поставленный им самим вопрос. - Нет. Не среди евреев он пропал, и не евреи должны искать его. Какие у вас гарантии, - посмотрел отец на собеседников, - что не скажут, будто мы испугались и подбросили мальчика?

- Как же все-таки быть, реб Хаим? Может, телеграфировать губернатору?

Отец снова собрал в горсть свою бороду, словно совещаясь с ней, а потом сказал сестре:

- Люба, пойди-ка позови сюда Захарчука. Скажи:

на одну минуточку.

Застав у нас чужих людей, Андрей неуверенно стал у порога, подвернул и засунул за пояс фартук и провел рукой по волосам, чтобы стряхнуть торчащие в них стружки.

- Садись, Андрей Иванович! - пригласил его отец.

- У нас времени нет, хозяин. Ну ладно, посидим минуточку. Что скажешь, Хаим Абрамыч?

- Что с Павликом, Андрей Иванович? Все еще не нашли?

- Да где его, дьявола, найдешь? - ответил Андрей скорее с досадой, чем с беспокойством.

- Я бы тебе посоветовал заявить в полицию. Пусть ищут.

Как большинство людей из народа, Андрей не питал особого доверия к полиции и добра от нее не ожидал.

- А ну ее к бесу! - махнул он рукой. - Лучше с ней не связываться, с полицией-то. Еще запутагт. Сами какнибудь найдем.

- Это, конечно, так, Андрей, но... - неуверенно заговорил отец, - в городе, понимаешь ли, шумят. Темные люди распространяют глупые слухи, сказки рассказывают, опасные сказки, надо сказать...

- И то правда, - как всегда, сразу согласился с отцом Андрей. Приходит ко мне сегодня какой-то паразит и начинает расспрашивать о товарищах Павлика: кто, мол, с ним играл до того, как он скрылся, и еще с какими-то дурацкими вопросами пристает. "С кем, - говорю я, - играть Павлику? Известно с кем, с Зямкой". А с каким таким Зямкой, надо ему знать. "Да с Зямкой, говорю, с сынком моего соседа. Их водой не разольешь, Павлика и Зямку". Тогда он меня спрашивает, не подозреваю ли я, что ты, Хаим, значит, заманил к себе моего Павлика.

Этот вопрос кажется. Андрею таким смешным, что при одном воспоминании о нем губы его растягиваются в широкую улыбку.

- А на кой черт он ему дался? - говорю. - Он свои собственные шесть ртов не может прокормить, зачем же ему мой пацан? "Заманил..." - Андрей снова показывает полный рот крепких зубов. - Так-то, Хаим Абрамыч, людям делать нечего, вот и болтают...

Отец и его гости переглядываются. Простодушный рассказ Андрея лишний раз убедил их в том, что дело не так просто, как ему кажется.

- Послушай, Андрей Иванович, - кладет отец руку на плечо соседа, - тебе нужно бросить все дела и как следует взяться за поиски Павлика. Если ты до завтрашнего утра его не найдешь, придется заявить в полицию. Так будет лучше и для тебя и для других.

- Хорошо, Хаим Абрамыч. Придется уж потерять полдня.

Притаившись как мышонок, я из своего угла прислушивался к разговору. Сути дела я, конечно, не понимал, но прекрасно видел, что и отец и чужие дяди чем-то сильно встревожены и даже как будто напуганы, и мне было очень не по себе.

Только один человек во всем городе знал тайну исчезновения Павлика, и этим единственным человеком был я - его лучший друг. Уже второй день я ношу в своем сердце эту тайну, и она давит меня, мучает, я сгораю от желания открыть ее. Мне тяжело видеть вокруг себя встревоженные лица, мне хочется положить конец поискам. Но как я могу?

Не выдать же товарища. Павлик мне наказал, чтобы я никому ничего не говорил, а то он больше не будет со мной водиться...

Подо мной скрипнул стул.

- Подойди-ка сюда, Зямка, - как бы вдруг вспомнив про меня, позвал отец.

Я задрожал. Отец словно прочитал на моем лице, что мне все известно про Павлика.

Неуверенно подошел я к столу и стал с опущенной головой.

Взяв меня за подбородок и приблизив мое лицо к себе, отец сказал:

- Подумай, Зямка, вспомни, может быть, Павлик всетаки говорил тебе, куда ему хотелось бы пойти, что он собирался делать.

- Смотри, - вмешалась сестра, - он то краснеет, то бледнеет. Не иначе что-то знает. Hу говори же, говори скорей, где Павлик!

Испытание было слишком велико, и мол верноаь тозарнщу его не выдержача.