Наша улица (сборник)

Короткий осенний день был на исходе, а я все еще не нашел себе угла. Я теперь сожалел, что послушался своего заботливого родственника и приехал без доверенности.

"Надо быть сумасшедшим, - писал он мне, - чтобы брать доверенность за два месяца до начала года. Как-нибудь перебьешься эти два месяца, потом достанешь доверенность и проживешь с ней спокойно целый год..."

Однако будь у меня сейчас доверенность, я мог бы зайти в первую попавшуюся гостиницу и там переночевать. И как это у меня не хватило ума взять у еврея, живущего "так", хотя бы один адрес меблированных комнат, куда пускают бесправных? Но кто мог подумать, что из всех адресов, которые он мне дал, ничего не получится.

Еще один только адрес оставалсй у меня, последний, где на худой конец можно было, по словам того же еврея, скоротать ночь. Если и на этот раз меня постигнет неудача, придется волей-неволей явиться незваным гостем к Левитину.

Дождь перестал, но холодный сырой ветер пробирал до костей. Я с трудом передвигал ноги от усталости.

- Барин, дай пятачок на ночлег!..

Шаркающими мелкими шажками, забегая сбоку, уже несколько минут следовал за мной оборванный субъект неопределенного возраста. Из прорех старой ватной фуфайки, в которую он кутался, торчали клочья грязной ваты, обшлага брюк превратились в бахрому. На одной ноге у него была старая калоша, на другой - искривленный рваный сапог. Отставшая подошва открывала грязные пальцы. Придерживая одной рукой фуфайку без пуговиц, а вторую протянув ко мне, босяк клянчил:

- Барин, ночь холодная, один пятачок на ночлег...

- Бери, - подал я ему первую монету, которую нащупал в кармане.

Босяк схватил монету и, не поблагодарив, приплясывая, убежал. Я смотрел ему вслед, с горечью думая: "Босяк, пьяница, а весь мир перед ним открыт. Если он эти несколько копеек не потратит на шкалик водки, он сможет получить ночлег, пусть в ночлежке, но крышу над головой он все же будет иметь. А я? Хуже бродяги. Если я отдам все, что у меня есть, до последнего гроша, для меня все равно не найдется угла в этом огромном городе.

Но к чему философствовать? Нужно во что бы то ни стало устроиться хотя бы на одну сегодняшнюю ночь".

Почти час добирался я до Большого Сухаревского переулка - последний адрес, записанный с моей книжке.

Не чуя ног от усталости, я медленно поднялся на второй этаж и робко нажал кнопку звонка.

Дверь отворила толстая женщина с сильно напудренным и нарумяненным лицом, с папиросой в крашеных губах. Приветливо улыбаясь, она с излишней развязностью пригласила широким жестом:

- Пожалуйте, молодой человек!..

Я переступил порог и остановился: не спутал ли я опять адрес?

Но толстая дама не давала мне долго думать:

- Пожалуйста, пожалуйста, проходите дальше... Милости просим... Снимите пальто!..

Я не трогался с места. Прислушиваясь к смеху, звукам пианино и топоту танцующих ног в соседней комнате, я пробормотал:

- Здесь живет мадам Айнбиндер? Или я, может быть, не туда попал?

- Здесь, здесь. Проходите, пожалуйста. Не стесняйтесь.

Подхватив под руку, толстая дама ввела меня в небольшой ярко освещенный зал.

- А, гость... Сюда, сюда, красавчик!.. Вот этот меня угостит... Ко мне подойди, ко мне!..

Полуобнаженные девушки окружили меня со всех сторон, приглашая каждая к себе.

Ошеломленный, подавленный, я бормотал, вырываясь из их рук:

- Оставьте меня... Я перепутал адрес... Не туда попал... Отстаньте, а то я устрою скандал... Отпустите, говорю!

Мадам смотрела и улыбалась. Но убедившись наконец, что я и в самом деле не туда попал, крикнула:

- Эй, Степа, укажи ему на дверь!

Здоровенный рыжеволосый и скуластый верзила схватил меня за шиворот, рванул дверь и вышвырнул на лестницу, бросив мне вслед пальто и шапку.

- Вот тебе, брандахлыст! Шляется тут всякая шантрапа!..

На улице ждала меня холодная осенняя ночь...

1912-1960

НА ЧУЖОМ ПИРУ

1

В настоящее время Марьина роща является составной частью Дзержинского района - одного из многих благоустроенных районов Москвы. Асфальтированные, обсаженные деревьями улицы, универмаги, школы, клубы, кинотеатры, больницы - все как и в других районах советской столицы. В конце прошлого века Марьина роща была такой же органической частью Москвы, как и сейчас, но по каким-то непонятным административным соображениям считалась деревней. Первая половина бесконечно длинной Александровской улицы (ныне Октябрьской) была частью города Москвы, а вторая половина той же Александровской улицы проходила через деревню Марьина роща.

Деревня с благозвучным названием "Марьина роща"

весной и осенью утопала в грязи, летом задыхалась от пыли, а зимой лежала под сугробами никогда не счищаемого снега.

Одноэтажные и двухэтажные домики - в большинстве своем деревянные были до отказа набиты беднотой:

всякого рода ремесленниками, грузчиками, точильщиками, шарманщиками, тряпичниками. Находили там приют также и социальные отбросы большого города - воры, скупщики краденого, фальшивомонетчики, сутенеры и другие темные личности, для которых встречи с представителями власти не были желательны.