Наша вина

– Тебе не нужно беспокоиться обо мне, Стив, – ответила я, пытаясь казаться как можно более спокойной.

Его не очень убедил мой ответ, но, по крайней мере, он кивнул и, даже не взглянув на Ника, вышел за дверь, не сказав больше ни слова.

– Что это было? – спросила я, наблюдая за его реакцией.

Николас все еще смотрел туда, куда ушел Стив.

– Очевидно, что наши приоритеты изменились, – раздраженно сказал он, хотя в его голосе я услышала нотку облегчения.

– Ты собираешься рассказать мне, с кем ты подрался и почему? – сказала я усталым голосом.

Он провел рукой по щетине, которая придавала ему вид плохого парня, от которого все мое тело дрожало.

– Я встретил Майкла в одном из баров кампуса, – объяснил он с вызывающим взглядом, не сводя глаз с меня и, казалось, внимательно наблюдая за моей реакцией. Как я ни старалась скрыть свое удивление, мне это не удалось. Я напряглась под одеялом, и страх поселился во мне. – Мы подрались, и нас обоих выгнали. Об этом узнала пресса, и теперь они используют это, чтобы дискредитировать меня.

Майкл и Ник… Черт, в прошлый раз все закончилось очень, очень плохо. Это беспокойство исчезло, как только Майкл уехал из города, и Ник тоже. Последнее, чего я ожидала, – это их новой встречи и тем более того, что они подерутся.

– Тебе не следовало его бить, – сказала я. Хотя это прозвучало укоризненно, я боялась за него, потому что знала, что он может попасть в еще большую беду, если Майкл донесет на него. То, что произошло той ночью, не должно повториться.

Он подошел к кровати, все его мышцы напряглись под одеждой.

– Ты встречала его недавно?

Рассказал ли Майкл о нашей встрече около месяца назад?

– Я видела его в кампусе, мы обменялись парой слов, Николас, я не хочу видеть его так же, как и ты. Я думала, что он не вернется, но, видимо, ошиблась.

– Я не хочу, чтобы вы виделись, Ноа, – его слова прозвучали как угроза.

– Я не собираюсь этого делать.

На его лице отразилось удивление. Он не ожидал от меня такой реакции. Объяснить его ступор было легко. Николас понятия не имел, что Майкл стал преследовать меня через несколько недель после отъезда Ника в Нью-Йорк. Я не хотела ему об этом говорить, тем более что была уверена, что Майкл больше не захочет встречаться с Ником.

– Я не хочу, чтобы этот сукин сын приближался к тебе, – сказал Ник, подходя ближе, чтобы сесть рядом со мной на кровать. Я кивнула, пытаясь не пугаться его тона. – Обещай мне.

Я моргнула и поняла, что мой ответ так же важен для него, как и для меня.

– Обещаю.

– Хорошо, – сказал он, снова вставая. – А теперь мне нужно в офис.

Я посмотрела на него с разочарованием, но нельзя было ожидать, что он будет со мной в этой комнате несколько месяцев.

– Если тебе что-нибудь понадобится, позвони мне на мобильный и, пожалуйста, не вставай с кровати, Ноа, – твердо сказал он.

Я кивнула, и вскоре Ник ушел. Он пообещал не опаздывать и оставил меня одну ждать его возвращения.

42 Ноа

Следующие две ночи прошли странно. Николас провел в офисе большую часть дня, и к тому времени, когда вернулся под утро, я уже спала крепким сном. Когда я открыла глаза, простыни на его стороне кровати были не смяты, на ней лежала записка с пожеланием доброго утра и предупреждением не делать ничего, что могло бы навредить мне или ребенку.

В ночь перед тем, как я прервала свое уединение и отправилась в больницу, я заставила себя посидеть на диване, очень злясь, потому что больше не могла оставаться на месте. В воздухе все еще витала тревога. Я почти двое суток ни с кем не разговаривала. Я чувствовала нервозность, а иногда страх, что что-то пойдет не так, или перед тем, что мне могут сказать на консультации, растягивала, как могла, дни, часы и минуты.

Было почти два часа ночи, когда дверь в нашу комнату тихо отворилась. Диван стоял слева, но мне было хорошо видно всех, кто входил в спальню. Ник удивленно остановился, увидев меня, и что-то в его взгляде заставило меня почувствовать то же, что чувствует человек на американских горках высотой в тридцать метров.

– Почему ты не спишь? – сказал он, сдерживая недовольство и оставив кожаную куртку в шкафчике у входа. Когда я взглянула на него, поняла, что он не был в офисе, он был одет не для работы, хотя и элегантно, но на нем не было ни галстука, ни костюма.

– Жду тебя, – ответила я, заметив раздражение в своем голосе. Он мог свободно выходить на улицу, встречаться с людьми и вести себя как взрослый человек. Я же была заперта в этой комнате, в которой не было никого, с кем бы я могла поделиться страхом и беспокойством.

– Ты должна быть в постели, – сказал он и, к моему изумлению, когда подошел ко мне, наклонился, поднял меня и понес в кровать. Я вцепилась в его шею, удивленная тем, что он снова прикасается ко мне после двух долгих дней, когда мы почти не виделись.

Мое тело дрожало, как никогда прежде, и я хотела снова ощутить близость с ним. Он простил меня? Или продолжал ненавидеть, но скрывал ненависть ради ребенка?