Наша вина

– Мы умеем только причинять друг другу боль… и… я… – ее глаза увлажнились, и я увидел, как она сильно закусила губу. Ей не хотелось расплакаться передо мной, но я знал ее так хорошо, что готов был сказать, через сколько секунд она в конечном итоге потеряет контроль. Нам нужно преодолеть это.

Она говорила шепотом, который мог отчетливо слышать только я, так как стоял прямо перед ней.

Я инстинктивно обнял ее. Уткнулся лицом в ее шею и вдохнул клубничный аромат, исходивший от ее кожи…

– Я так скучаю по тебе… – призналась она, уткнувшись мне в грудь, и ее слова были как нож в мою душу.

Ничего не говоря, я схватил ее за волосы, потянул назад и заполучил поцелуй, который был мне несказанно нужен, поцелуй, который я должен был дать ей, прежде чем сказать то, что должен был сказать. Это не был глубокий поцелуй, это был поцелуй, говоривший о привязанности, любви и тоске. Мои губы прижались к ее губам и будто скрепили обещание.

– Мы ничего не можем сделать, чтобы изменить то, что произошло, – сказал я, любуясь ее лицом, рассматривая каждый сантиметр кожи. – Я правда хочу верить, что ярость внутри меня исчезнет. Надеюсь, что так и будет, Ноа, когда-нибудь, но сейчас это кажется невозможным.

Она внимательно вслушивалась в мои слова.

– Ты никогда не простишь меня за то, что я сделала, да? – спросила она дрожащим голосом.

– Из всего, что ты могла сделать… измена была единственным, что могло положить конец нашим отношениям.

До сих пор, после стольких лет, одна только мысль об этом причиняла мне невыносимую боль.

– Я знаю… – согласилась она, вытирая щеку пальцами.

Мы погрузились в странную тишину, которая не была неловкой, но казалась прелюдией к важному решению. Было что-то, в чем я нуждался. Что-то, что давно было в моей голове и что я не мог забыть.

– Ноа… то, что случилось в доме отца…

Ноа быстро прервала меня.

– Извини, я знаю, тебе не нужно об этом говорить.

– Я не жалею об этом, наоборот, думаю, что это был хороший способ закончить, не так ли? Я хотел поговорить с тобой и спросить, все ли у тебя в порядке, но ты пропала и не отвечала на мои звонки… В конце концов, я понял, что так даже лучше.

Свет из окна отражался в ее глазах, когда она смотрела на меня. Я хотел бы видеть в них что-то другое, не ту боль, которая казалась такой же глубокой, как моя. Как мы могли так страдать, будучи вместе и в то же время врозь?

– Я уезжаю сегодня днем… и не знаю, когда вернусь. Можешь быть уверена, что я больше никогда не прикоснусь к тебе, Ноа.

Ноа сделала глубокий вдох, словно пытаясь набрать воздуха в легкие, чтобы убежать от того, что ясно читалось в ее глазах.

– Хуже всего то, что, несмотря на то, что случилось, я не хочу, чтобы ты уезжал, – сказала она, пытаясь взять себя в руки. Моя рука снова действовала сама по себе, и вот мои пальцы уже ласкали ее щеку. Ее глаза закрылись на секунду, а затем остановились на моем запястье.

Прежде чем я успел что-либо сделать, она взяла мою руку и повернула так, что обнажилась татуировка, которую я сделал полтора года назад. Она посмотрела на меня, и мы вместе перенеслись в ту ночь… когда Ноа написала признание на моей коже.

«Ты мой», – написала она, и я побежал делать татуировку, будто эти слова, навсегда выгравированные на моей коже, сделались реальностью. Без предупреждения Ноа приложила свои губы прямо к татуировке, и я задрожал, будто меня ударило током. Хуже всего то, что я это заметил. Заметил, как стена начала рушиться, и я стал бояться снова упасть, снова совершить ту же ошибку. Боялся снова быть незащищенным.

«Ты пожалеешь, что сделал ее, я знаю. Ты пожалеешь и возненавидишь меня, потому что она будет напоминать тебе обо мне, даже если ты этого не хочешь».

Слова, которые Ноа сказала мне после того, как узнала, что я сделал татуировку, прозвучали в моей голове, как будто были сказаны вчера. Уже тогда казалось, что она знала, что сказанное в конечном итоге окажется правдой.

– Мне пора.

Мне захотелось убежать, выйти за эту дверь и не возвращаться до тех пор, пока в этом не будет крайней необходимости, но Ноа, казалось, запаниковала, и ее руки вцепились в мои руки.

– Нет, нет, нет, нет, – начала повторять она. Слезы мешали ей видеть, глаза так опухли, что медовый цвет превратился в жидкий растаявший эликсир, которым она изо всех сил пыталась предотвратить невозможное. – Пожалуйста… пожалуйста, давай попробуем еще раз. Давай попробуем еще раз, Николас, – умоляла она, впиваясь ногтями в мою кожу.

Я крепко сжал челюсти. Я не хотел этого. Черт, зачем она все усложняет?

– Нечего и пытаться, Ноа, все кончено.

– Я знаю, ты можешь снова полюбить меня… Я знаю, ты не любишь Софию, ты любишь меня, только меня, помнишь? Ты сказал, что всегда будешь любить меня, что бы ни случилось. Я не просила тебя, потому что надеялась, что время исцелит нас, но этого не случилось. Теперь я прошу дать нам еще один шанс.