Наша вина

Мы оба упали на пол, люди отступили в сторону, кто-то вызвал охрану. Черт, сегодня вечером придется постараться, чтобы не попасть в неприятности. Отбросив эту мысль, я нанес ему еще один удар по ребрам, и он воспользовался возможностью, чтобы ударить меня в челюсть. Я почувствовал кровь во рту и сплюнул с желанием убить его и покончить со всем раз и навсегда.

– Я решил, что мне плевать на сделку, которую мы заключили, – сказал он, поднимаясь на ноги и приходя в себя. Его кулак врезался в мою левую скулу, и я почувствовал, как моя кожа лопнула. – Кстати… Ноа была красивее, чем когда-либо.

Кровь прилила к моей голове, все вокруг стало красным, я даже видел пятна перед глазами, и последнее, что помню, как трое парней пытались меня оторвать от этого ублюдка. Нас швырнули в разные комнаты, мне, из-за того, кем я был, позволили прийти в себя в одной из приватных комнат и даже оставили телефон, чтобы я мог позвонить кому-нибудь, кто мог бы забрать меня. Когда Стив появился у задней двери, я понял, что что-то не так.

– Снаружи много журналистов, кто-то, должно быть, дал наводку, – сказал он, ругаясь. Только этого не хватало.

Действительно, когда я выходил, как ни старался делать вид, что ничего не происходит, и скрыть раны на лице, меня фотографировали, пока я не сел в отцовский «Мерседес». Стив молчал, хотя, казалось, был удивлен, когда я сказал ему отвезти меня к «Мондриану». Я даже не хотел думать о том, как отреагирует пресса, когда станет известно о беременности Ноа, тем более как отреагирует наша семья… Это будет скандал, тем более, что почти все СМИ думали, что мы с Ноа брат и сестра. София захочет убить меня, скандал коснется и ее семьи и, возможно, навредит политической карьере ее отца.

Я, шатаясь, вышел из машины и попросил Стива забрать мою с парковки. Когда я вошел в номер, гробовая тишина заставила меня вздрогнуть. В комнате было темно, и это могло означать только одно… Я включил свет и увидел, что она совершенно пуста. Подошел к кровати и взял записку, лежавшую на подушке.

«Черт».

39 Ноа

Я вызвала такси, как только Ник вышел за дверь, а два часа спустя уже была окружена неоткрытыми коробками и ела в постели тарелку хлопьев, которую мне удалось найти после долгих поисков. В холодильнике не было ни молока, ни чего-либо еще, но, по крайней мере, я была одна после стольких недель жизни с Дженной.

Не знала, о чем думала, уезжая с Николасом. Как будто все могло стать так, как раньше. То, что произошло между нами, не могло просто так исчезнуть, неважно, была ли я беременна, не имело значения, был ли он отцом ребенка, то, на что он намекнул в гостиничном номере, останется в моей памяти гораздо дольше, чем все, что он сказал или мог бы сказать мне в прошлом.

Как он вообще мог поверить, что я могу быть настолько подлой, чтобы лгать ему об отцовстве? Как он смеет намекать, что заберет ребенка у меня после родов?

Я даже не хотела его видеть. Если все и так шло не очень хорошо, то теперь все стало еще хуже. Я пыталась успокоиться, не хотела напрягать Мини-Я, и, хотя это было очень сложно, в конце концов, мне удалось заснуть, по крайней мере, до пяти утра, пока мой телефон не начал яростно вибрировать.

Я не собиралась с ним разговаривать. Черт, он только сейчас понял, что меня нет? Чем, черт возьми, он занимался всю ночь?

Лучше даже не спрашивать.

Я отправила ему короткое сообщение.

ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ.

И он это сделал… по крайней мере, на какое-то время.

На следующее утро он появился в моей квартире. Полагаю, Дженна не хотела давать мой адрес, но сдалась, и она пожалеет, что сначала не спросила у меня. Мне надоело, что она и Лайон суют свой нос туда, куда не следует.

Когда я открыла дверь, увидела его с двумя бумажными стаканчиками и пакетом из «Старбакс». Он был одет в костюм, у него был синяк под глазом, рана на левой скуле и разбитая губа. Нелепое сочетание. Он выглядел как сутенер, изображающий из себя бизнесмена.

– Можно войти?

Я скрестила руки. Нет, я не хотела, чтобы он входил, но нам нужно было поговорить.

Я повернулась к нему спиной и подошла к кровати. Мне жутко не нравилось быть в невыгодном положении, забираясь в постель, пока он стоял рядом, будто был взрослым, а я ребенком.

– Значит, ты снова участвуешь в боях… Знай, когда мы будем бороться за опеку над ребенком в суде, я намерена выиграть.

– Хватит, Ноа, – оборвал меня он, оставив напитки и пакет на столе моей маленькой кухни. – Ты же знаешь, что я не это имел в виду.

– Ты говорил очень решительно и ясно дал понять, что я не смогу заботиться о ребенке.

Николас провел рукой по лицу и осмотрел помещение. Мне было неловко из-за беспорядка. Мой чердак был худшим местом для воспитания ребенка, и я была уверена, что Николас пришел к такому же мнению.

– Ты сможешь заботиться об этом ребенке, даже если у тебя не будет обеих рук, Ноа, – сказал он, беря бумажный стаканчик и подходя к моей кровати. – Это горячий шоколад.

Я неохотно приняла напиток, так как была голодна.