Наша война

С 12 по 25 мая мы провели в Полане, Гуадамуре, Гальвесе и Мора политические митинги при участии представителей этих населенных пунктов, а также делегатов от рабочих мадридских заводов и фабрик, шефствовавших над дивизией. Наш оркестр давал концерты, мы организовывали танцы, кино и т. п. Одновременно постепенно устанавливался республиканский порядок и закреплялись права народа.

В Полане задержали двух мужчин и женщину, которые собирали продукты для укрывавшихся в посольстве Кубы фашистов. В грузовике под кубинским флагом обнаружили полторы тонны продуктов, солидную сумму денег и большое количество промышленных товаров для обмена у крестьян. Поскольку это происходило во фронтовой зоне, мы применили закон военного времени, то есть не посчитались с дипломатическими осложнениями.

18 мая было создано новое республиканское правительство под председательством Негрина. Известие об этом было встречено с большим воодушевлением командирами и солдатами. Одним из первых мероприятий правительства явилось объединение военных министерств — военного, морского и авиационного — в одно: министерство национальной обороны во главе с Прието. Это назначение не вызвало энтузиазма у бойцов, ибо среди республиканцев был широко известен пессимизм Прието в отношении исхода войны и его неверие в народную армию. Зато с ликованием было встречено назначение начальником Генерального штаба полковника Висенте Рохо.

Возвращаясь с фронта, мы прибыли 19 мая в Мора. Дивизию разместили в его окрестностях таким образом, чтобы контролировать все выезды и въезды в деревни. Собрав воедино всю полученную нами от гражданских властей информацию, от которой волосы становились дыбом, мы вызвали военного коменданта города. На наш вызов явился лейтенант, человек положительный, назначенный на эту должность за несколько дней до нашего прибытия, после того как его предшественник счел более благоразумным оставить этот пост. Лейтенант не только подтвердил имевшиеся у нас факты, но сообщил дополнительные сведения, позволявшие составить более точную картину о создавшемся положении. С его согласия (чтобы на него не пала ответственность за совершенные преступления) был назначен новый временный военный комендант города. Первое, что он сделал, — это освободил узников-антифашистов и опубликовал приказ, в котором всем военным в течение нескольких часов предлагалось явиться в военную комендатуру. Часть из них явилась и была отправлена на фронт в свои части, остальные же, с драгоценностями и другими награбленными ими ценными вещами, попытались уйти вместе с фашистами, которым они покровительствовали, но были арестованы. Созданный нами трибунал приговорил 20 из них, повинных в наиболее тяжких преступлениях, к расстрелу. Начальнику штаба Урибарри и некоторым из его офицеров удалось бежать в Валенсию, где их не только не наказали, но спустя немного времени Прието назначил Урибарри начальником СИМа (службы военной информации). Позже, в разгар войны, Урибарри бежал за границу, прихватив с собой драгоценности, валюту и документы.

20 мая, на следующий день после принятых нами мер, мы созвали народ и объяснили, чем они вызваны. Народ с огромным энтузиазмом одобрил наши действия. В Мора мы оставались до 25 мая, а затем, устроив большой митинг, распрощались с ним. На этом митинге, в котором участвовали представители Народного фронта, Альварес и я, 11-я дивизия прошла церемониальным маршем, провожаемая жителями города. Многие из них не могли скрыть слез, спрашивали, не будут ли восстановлены после нашего ухода старые порядки. Однако наши действия в тылу не всем пришлись по вкусу. Анархистские газеты не упустили случая выступить в защиту фашистов и их покровителей, утверждая, будто речь шла о членах НКТ. Из Валенсии подал голос Урибарри, и штаб Центрального фронта направил в Мора инспектора для выяснения всех обстоятельств дела. Но и мы не собирались молчать. На митинге в кинотеатре «Пардиньяс» в Мадриде я публично ответил анархистам, приведя конкретные факты о преступлениях защищаемых ими «антифранкистов». Кроме того, дивизионная газета поместила 5 июля мое заявление.

Слово правды

«Люди нашей дивизии сформировались в окопах. Это простые, честные парни. Повсюду, где бы они ни появлялись, им оказывали сердечный прием бойцы других частей, их с любовью встречало население, они внушали страх врагам. Так было на всех фронтах, где мы воевали. Мы приговариваем к смерти вора, обкрадывающего бедного крестьянина. Мы караем презрением тех, кто поворачивается спиной к врагу.