Наша война

Впервые о положении в руководстве КПИ я узнал в Берлине, в доме Фелипе Фернандеса Арместо — моего односельчанина, друга и товарища по партии в ту пору. Ныне под именем Аугусто Дассия он пишет антикоммунистические пасквили во франкистской прессе. У Арместо я встретился с тогдашним секретарем партии Бульехосом и членами Политбюро Адаме и Бега, которые останавливались у него проездом в Москву. Вначале меня удивило, что они говорили при нас о серьезном положении в руководстве партии, о разногласиях с Коммунистическим Интернационалом, но вскоре я понял, что Арместо в курсе всех дел. Он был связным между ними и Трилья — представителем испанской компартии в Коммунистическом Интернационале в тот период.

За три года пребывания в Советском Союзе я прошел замечательную школу. Особенно памятен год, который я провел на строительстве метро, работая и живя вместе с советскими рабочими и ежедневно являясь свидетелем их огромного героизма и беззаветного личного и коллективного самопожертвования.

Поехать в Советский Союз, жить и работать с советскими людьми давно было моим горячим желанием. Наконец это желание осуществилось.

В течение года учебы в Ленинской школе я поддерживал контакты с советскими людьми, но эти контакты, учитывая специфику школы, носили ограниченный и в основном организованный характер: посещение заводов, колхозов и т. п.

Когда же я стал работать на строительстве метро, то почувствовал себя таким же гражданином, как остальные, моя жизнь ничем не отличалась от их жизни. В первый же месяц я завоевал звание ударника, выполнив норму на 132 процента. Ниже этой нормы я никогда не давал, а в последующие месяцы даже превысил ее.

Бригада, в которой я работал, состояла примерно из 25 молодых рабочих — 15 юношей и 10 девушек, все моложе двадцати лет. Наш девятнадцатилетний бригадир в прошлом был металлургом.

Товарищи встретили меня сердечно, и за год, проведенный с ними, я много раз имел возможность убедиться в их дружбе и добром отношении. Меня сразу же окрестили «дедушкой», мне было тогда 24 года.

Работа была трудной. Мы строили первую линию метро, техника была еще примитивной. Правда, с такого рода работой я был знаком, так как в 1928–1930 годах в промежутках между пребыванием в тюрьме работал бурильщиком на строительстве туннелей при прокладке дороги из Сантьяго в Ла Корунью.

Инженером на нашем участке была женщина 24 лет. Сердечная, веселая, она, однако, проявляла необычайную строгость в вопросах техники безопасности, чем выводила нас из себя. По мере того как буровые работы продвигались вперед, необходимо было устанавливать крепления, то есть сооружать нечто вроде внутреннего деревянного туннеля, дабы избежать обвалов. Но поскольку норма выработки исчислялась метрами проходки, мы старались как можно меньше времени тратить на установку креплений, и они не всегда отвечали требованиям техники безопасности. С некоторыми инженерами после непродолжительного спора удавалось прийти к обоюдному соглашению, несколько подправив крепления. С инженером-женщиной ничего нельзя было поделать! Если она требовала разобрать и сделать крепление заново, не помогали ни улыбки, ни крепкие слова, ни обещания выполнить эту работу лучше в следующий раз.

Строительство первой очереди московского метро почти целиком было делом рук молодежи: москвичей и представителей других районов страны. Здесь работали люди разных профессий. Они пришли с заводов, из колхозов, школ, университетов. Никогда прежде им не приходилось выполнять такого рода работу, и было трогательно видеть, как они старались быстрее освоить ее. Посещая впоследствии строительство других линий московского метро и наблюдая за работой новейшей техники, я мыслями возвращался к тем временам, когда при прокладке туннеля вода лилась нам за воротник и стекала по ногам на землю, а цемент клали руками. Сколько энтузиазма, сколько трудового героизма, какой замечательный дух самопожертвования был у этой молодежи!

В августе 1935 года, после того как мне довелось в качестве гостя присутствовать на нескольких заседаниях VII конгресса Коминтерна, я нелегально выехал в Испанию и прибыл туда в первых числах сентября. Со мной ехал еще один товарищ. Меня снабдили португальским паспортом, в котором значилось, что я инженер по строительству дорог и мостов, совершающий ознакомительную поездку по странам Европы. Все это никак не соответствовало второму классу, в котором я путешествовал, и скромному содержимому моего чемодана. Поэтому не случайно при переезде через французскую границу дежурный полицейский на безупречном испанском языке спросил меня, как проходит конгресс Коминтерна. С самым невинным видом я ответил на галисийском наречии, что не понимаю, о чем он говорит. Полицейский улыбнулся и ушел, считая, что я и мой товарищ птицы невысокого полета и нет необходимости обращать на нас серьезное внимание.