Наше худшее Рождество

Пуста? Он что, не видит, где находится? Не обратил внимания, какой вид открывается из окна? Гейл сама нечасто любовалась видом — всегда была занята, — но все утверждали, что он великолепен. А фотографии, выставленные на шкафу? С самыми известными личностями делового мира? У нее замечательная, насыщенная жизнь.

— Да уж, бедняжка…

Она не бедняжка! Она генератор мыслей и идей. Они видят успешную женщину и ничего о ней не знают, не представляют, сколько пришлось трудиться, чтобы добиться высокого положения в обществе. Им не понять, почему она стала такой. Они не имеют представления, каким было ее прошлое, что ей пришлось пережить. Никто не знает ее по-настоящему. Это ее-то жизнь пуста? Считают ее одинокой и несчастной?

Они ошибаются.

Они…

Ошибаются ли?

На Гейл хлынул поток ледяного воздуха, вспыхнул яркий свет. Заданный Рошель вопрос эхом пронесся в голове: «И вы никогда не испытывали сожалений?»

Внутри зародилась мелкая дрожь, она росла, сотрясала все тело изнутри и рвалась наружу.

Она не сожалеет. И никогда не сожалела.

Сожаление — бесполезное чувство, кузен вины. Ни тому ни другому в ее жизни нет места.

Дрожь не проходила.

— Мы забираем ее в реанимацию.

К дрожи добавилась невыносимая тяжесть в груди. Неужели они так и не убрали шкаф с ее пострадавшего, измученного тела? Нет, дело не в нем. Эта тяжесть была внутри, не снаружи. Сердце? Нет. Боль не физическая.

Это боль душевная.

— Пульс участился.

Разумеется, участился! Виной тому эмоции и чувства, они всегда мешают. Именно поэтому Гейл никогда не пускала их в свою жизнь. Непонятно, кто впустил их сейчас, определенно, не она сама. Должно быть, пролезли в дырку в черепе.

— Возможно внутреннее кровотечение. Если дома о ней некому позаботиться, ее точно примут в больнице.

Ее положат в больницу потому, что в ее жизни нет никого, кроме работы и Пуччини. Но они не смогут принести ей стакан воды, не придут проверить ночью, жива ли она.

Дух, запертый в теле, теперь покрытом синяками и ранами, подталкивал сделать то, чему она учила других, — признаться себе, какова ее жизнь на самом деле.

Глава компании, владеющая квартирой в Верхнем Ист-Сайде с антикварной мебелью и предметами искусства, обеспеченная финансово до конца дней. При этом рядом нет ни одного человека, готового быстро приехать, когда ей плохо. Коул не в счет. Да, он здесь, но только потому, что ему платят.

Она нелюбима. До нее никому нет дела. Ни один человек, услышав о произошедшем, не подумает: «О боже, бедная Гейл!» Никто не станет звонить флористу и заказывать для нее цветы. Ни одной живой душе не придет в голову оставить у ее двери горшочек с запеченным мясом или позвонить, поинтересоваться, чем ей помочь.

Она совсем одна в этой реальности, которую сама создала. Совсем одна, абсолютно одна.

Гейл стало ясно, почему люди часто не желают копаться в своей жизни: в этом нет ничего приятного.

А что сделала она?

Выбрала такую жизнь сама, сама устроила все так, как хотела, а теперь недовольна, какой она получилась.

Гейл будто прозрела. По-настоящему.

Что, если она ошиблась и выбрала не тот путь? И методы, рекомендованные в книгах, тоже неверные?

Необходимо отменить публикацию книги, сказать издателю, что она хочет все переосмыслить и переписать. Как можно допустить выход произведения под названием «Новая сильная ты», если она лежит на полу, дрожа, как раненое животное?

Гейл попыталась открыть рот и выдавить из себя несколько слов.

— Она зашевелилась. Пришла в себя! Гейл, Гейл, вы меня слышите?

Да-да, она его слышит. Она нелюбима, но не глуха. Сделав усилие, она открыла глаза и увидела врача в форменной одежде и рядом встревоженного Коула. Затем оператора и Рошель, что-то торопливо писавшую в блокноте. «Использует возможность на полную», — пронеслось в голове. Девушка усвоила услышанное от нее и пытается изменить свою жизнь.

Вспышка в голове — еще одно озарение. Кто сказал, что изменить жизнь можно лишь однажды? Люди же делают ремонт в доме часто, верно? Пусть вы несколько десятилетий жили с белыми стенами, но это не значит, что однажды нельзя решиться и покрасить их в зеленый. Если жизнь перестала нравиться, надо все менять. Она не сожалела о том, что делала, но сожалела о том, что из этого получилось. Возможно, ей удастся вновь изменить все к лучшему. Возможно, еще не поздно восстановить разрушенное. Но первый шаг должна сделать она.

— Дочь… — Звуки сформировали слово. — Позвоните… моей дочери.

От нее не укрылось, как побледнел Коул.

— Травма головы оказалась серьезнее. Она, должно быть, бредит. Может, у нее амнезия?

Врач нахмурился:

— Что вы такое говорите?

— У ГМ нет дочери.