Наше море

Каким неприятным чепе было тогда это происшествие, и каким забавным пустяком казалось это сейчас!

В дни высадки на Малую землю Сенкевич командовал дивизионом мотоботов, был тяжело ранен, потерял ногу.

Да, теперь каждый день на суше и на море происходили чепе куда более серьезные. Чугуенко рассказал мне, что в первые дни после освобождения Новороссийска начальник штаба базы капитан 2 ранга Николай Иванович Масленников облюбовал уцелевшее здание, на стенах которого еще не появилась успокаивающая надпись «Разминировано. Мин нет», и через несколько часов трагически погиб под развалинами от взрыва фугаса замедленного действия.

Здесь же, на берегу, нас встретил командир соединения контр-адмирал Новиков.

- Вовремя, вовремя пришли, - проговорил он, здороваясь и не спеша оглядывая прибывших людей и ошвартовавшиеся корабли.

- Где начальник штаба' Студеничников? Надо быстрее размещать людей, а катера убрать отсюда, - сказал контр-адмирал, обращаясь к флагманскому штурману.

- Все будет сделано, товарищ контр-адмирал! - быстро ответил Чугуенко.

На катерах прибыли семьи офицеров, и сейчас целый табор женщин и детей, громко разговаривая и смеясь, двигался по пирсу к берегу. До этого они проживали в Поти, Батуми или в окрестных селениях.

При выходе из ворот порта снова ударили в лицо порывы жестокого и злого норд-оста. Он нес и крутил тучи пыли, мелких камней и цементной крошки. По пирсу бежали встревоженные люди; последний катер, отдавая швартовы, выходил в море.

Через пятнадцать минут город нельзя было узнать. Свирепый ветер расшвыривал все, что попадалось на его пути. Казалось, он хотел разрушить и снести последние уцелевшие после бомбежек и уличных боев дома. Устоявшие ранее каменные остовы сгоревших зданий рушились, грозя раздавить укрывшихся от непогоды людей. Листы железа, сорванные с крыш, с грохотом катились по мостовой. По улицам было трудно и опасно ходить, стало быстро темнеть, заметно похолодало. [210] Ветер усиливался, и, когда мы через два часа расположились в служебных комнатах штаба на ночевку, в городе и в гавани уже бушевал ураган.

Все собрались вокруг стола, раскрыли банки с консервами, поужинали. Затем долго составляли скамейки, доставали одеяла, устраивались спать. Электрического света не было, на столе горела лампа, сделанная из огромной сплющенной медной гильзы. Это снова напомнило дни Севастополя, напомнило о том, что мы приблизились к линии фронта. Крым был все еще в руках у немцев, и их авиация, базируясь на керченских аэродромах, прорывалась иногда к Новороссийску.

Грохотало железо на крыше дома, где-то падали камни, ветер врывался в щели окна, забитого фанерой и ржавым железом, и гасил свет.

Мохнатые тени метались по комнате, на зубах скрипел песок. Пыль темными разводами лежала на стенах и на полу. Но всем было уютно и весело. Весело от необычной обстановки, оттого, что собрались вдруг все вместе, и просто потому, что все были молоды и здоровы.

Так и заснули под буйство новороссийской боры в полуразрушенном доме, спали крепко, несмотря на скрежет железа и дикие завывания ветра.

Шла весна. В Новороссийске у разрушенных домов расцветали чудом уцелевшие деревья, плескалась в гавани рыба, над крышами домов поднимались дымки. По вечерам на улицах еще затемненного города звенел женский смех.

Город поднимался, расчищал свои улицы и площади. Убирая груды камней и обломки стен, вдруг обнаруживали почти целый этаж. Надо было только навесить двери, исправить и застеклить оконные рамы - и дом готов.

Такой, бывший когда-то двухэтажным, дом мы и заняли под службы штаба. Устраивались на новом месте основательно, хотя знали, что все это ненадолго. Впереди был Крым. Дивизионы тральщиков, прокладывая новые фарватеры, все время шли вместе с наступающими частями Красной Армии. Вслед за ними продвигался и штаб нашего соединения.

Нам все больше и больше приходилось заниматься тралением. И нашу бригаду кораблей вскоре переименовали в 1-ю бригаду траления Черноморского флота с непосредственным подчинением командующему флотом. [211]

Очищая пролив от мин, мы уже готовились к тому, чтобы перебазироваться в первый же освобожденный порт Крымского побережья.

Ежедневно проверяя проделанную тральщиками работу, контр-адмирал Новиков говорил:

- Молодцы, просто отлично!

У него обнаружилось еще одно ценное качество - радоваться вместе с подчиненными их удачам и успехам.

Тралили и днем и ночью, в ясную и штормовую погоду, почти всегда под бомбежкой и артиллерийским обстрелом противника.

В один из весенних дней в Новороссийске меня вызвал начальник штаба Студеничников. Хитровато улыбаясь, он сказал:

- Пойдемте, Дубровский, посмотрим, как работают наш штаб и береговая база!