Наше море

- Ну, ни пуха ни пера вам! - сказал Юдин. - - Подорвете мину - и идем в базу.

Нещадно, уже по-летнему, палило высоко поднявшееся солнце, беспокойно кричали чайки, где-то далеко у горизонта синели Крымские горы. Юдину хотелось поскорее покончить с миной и вместе со всеми тральщиками до наступления темноты возвратиться в Феодосию. Поэтому он подошел к плавающей мине ближе, чем обычно. Юдин рассчитывал, как только минеры подожгут шнур и возвратятся на тральщик, взять шлюпку на буксир и вместе с ней отойти на безопасное расстояние.

Когда шлюпка отвалила от борта, Юдин стал следить за тем, как будет работать Рак.

Шлюпка осторожно приблизилась к мине, и матрос ловко ухватился за рым на корпусе мины.. - Патрон! - не оборачиваясь, скомандовал Рак и протянул руку назад. Фоменко подал ему подрывной патрон.

- Разжечь фитиль!

- Есть разжечь фитиль! - громко проговорил Фоменко.

Юдин на мостике посмотрел на круглые корабельные часы и отметил: 12 часов 53 минуты.

Шлюпка быстро подошла к тральщику и стала за кормой. Минеры поднялись на палубу, и Рак доложил:

- Товарищ командир, шнур горит! Шлюпка возвратилась.

- Молодец, старшина. Я видел, как ты лихо работал! - удовлетворенно ответил Юдин. Он вспомнил слова командира дивизиона: «Матроса надо вовремя похвалить, он тогда еще лучше будет работать». А Григорий Рак спросил у Фоменко:

- Это какая по счету?

- Двадцать вторая будет! - ответил Фоменко с гордостью и показал рукой на красную звезду на рубке, в центре которой красовались цифры вытраленных мин. [220]

- Даю ход! - сказал Юдин рулевому. Он поставил рукоятку телеграфа на «малый вперед». Задрожала палуба, за кормой забурлила вода, тральщик рванулся вперед и сразу же потерял ход.

Стоявший рядом с Юдиным рулевой громко вскрикнул:

- Товарищ командир, шлюпка!

Юдин и сам понял уже, что произошло. Шлюпка стояла за кормой, ветром ее привалило к борту, свободная часть пенькового конца повисла в воде, ее намотало на винт. Тральщик не мог двигаться.

А шнур на мине горел.

Минер Григорий Рак, бледный, стоял на палубе возле мостика. Он знал, что огнепроводный шнур горит всего восемь - десять минут. Знал он и то, что шнур ничем нельзя потушить, а тральщику от мины не уйти. И вдруг Рак тихонько спросил командира:

- Сколько осталось минут?

Казалось, это был нелепый вопрос, но Юдин взглянул на часы, быстро ответил:

- Еще минуты четыре!

Рак мгновенно принял решение.

Он знал, что в жизни каждого человека, и особенно на войне, бывают такие минуты, когда надо действовать не колеблясь и не медля. Вспомнилось: в первые месяцы войны во время минной постановки минный заградитель «Николай Островский» неожиданно попал в шторм. Приготовленную к постановке мину сорвало с рельсов, и она поползла по палубе к борту. Каждую минуту она могла удариться рогами о надстройки или рядом стоящие мины. В это время мичман Рябец бросился к мине и удержал ее.

Одним выдохом Рак сказал командиру:

- Разрешите, я доплыву и сниму подрывной патрон!

- Только быстрее! - успел ответить Юдин. Матрос бросился в воду.

На тральщике все пришло в движение. Юдин приказал механику немедленно очистить винт, а боцман уже рубил пеньковый конец, затянувший шлюпку под корму.

Юдин видел, как матрос Рак подплывал к мине. У борта тихо плескались волны, и на их зеленых гребнях качалась морская трава. Качалась на волне и мина, а над ней по-прежнему поднимались синие струйки дыма. [221]

Подплыв к мине, Григорий Рак увидел, что дело плохо: патрон был закреплен штертом на рыме мины намертво. Григорий слышал, как трещал горящий шнур. Огонь все ближе подходил к патрону. Ему казалось, что шнур горит слишком быстро, словно дорожка пороха, когда к ней поднесут спичку.

«Надо обрезать штерт, удерживающий патрон на рыме», - решил матрос и, опустив руку, схватился за пояс. Но ножна была пустая. Нож выпал, наверное, когда он прыгнул за борт.

А мина в это время поднялась на гребне волны и затем, кружась, опустилась вниз. Руки Григория сорвались с рыма и скользнули по острым как бритва ракушкам, но он не чувствовал боли. Он ткнулся лицом прямо в запал шнура, прикрепленного к патрону парусиновой ниткой.

«Вот теперь, наверное, конец, - подумал Рак, - патрон от рыма не оторвешь, а огонь приближается к запалу». Был момент, когда он чуть не задохнулся, хлебнув соленой воды. «Нет, - пронеслось у него в голове, - сдаваться нельзя». Мичман Рябец учил его: «Плохо - терпи, трудно - держись!» Нет, выход еще есть. Надо оторвать шнур с запалом от подрывного патрона.

Мина снова накренилась на волне, и Рак, ухватившись руками за оставшуюся часть Шнура, с силой рванул его на себя… Шнур уже почернел и горел у него в руках, оставались считанные секунды до воспламенения запала, когда Рак вдруг почувствовал, что вместе с обжигающим руку шнуром погружается в холодную воду. С трудом разжав пальцы, он выпустил шнур и вынырнул на поверхность.

Солнце по-прежнему светило над головой, мина раскачивалась на волне, на рыме висел подрывной патрон, но взрыв уже не угрожал тральщику.