Наше послевоенное (СИ)

Памятник Сталину в Батуми к этому времени уже снесли. Центральная улица Ленина шла от вокзала к бульвару и на входе на бульвар стоял на высоком постаменте памятник отцу народов, красиво вырисовываясь на фоне неба.

Когда развенчали культ личности в 56 году, памятник Сталину в Батуми остался стоять.

Мы переехали в Батуми в 1960 году, и я помню этот монумент. Но в какую-то ночь он вдруг исчез. Его демонтировали и вывезли. Сделали это тайком, в потемках, так как боялись волнений среди населения.

Грузины в основном иронично относились к новому вождю, но в нашей семье уважали Хрущева:

- Великое дело сделал Хрущев, он развязал языки, избавил народ от страха. Разве кто осмелился бы при Сталине рассказывать такие анекдоты,- говорила мама, и бабушка с ней соглашалась. Еще бабушке стали платить пенсию, не полностью, так как ей не хватало стажа, но все-таки 40 рублей платили, а это было большое подспорье в нашей семье.

- Хрущев дал маме пенсию,- защищала мама Хрущева, когда на него нападали в ее присутствии,- а кукуруза, ну да что ж, она в России не вырастет, как он не мог это понять?

Рассказывали, что когда в Тбилиси Хрущева угощали обедом, подали молочного поросенка - грузинский деликатес, он спросил:

- Почему так рано зарезали, почему большую свинью не вырастили?

Грузины были шокированы таким отношением к блюду, которое подавалось только в лучших домах, было украшением национального стола, и если Хрущев просто пошутил, то никто этого не понял.

В начале девятого класса, стоя рядом с Даником и болтая о прошедших каникулах, я с удивлением обнаружила, что смотрю на него снизу вверх, хотя совсем недавно, еще весной, было наоборот.

- Надо же, с тобой неудобно разговаривать, высоко голову поднимать,- сказала я, со смехом, прервав свой рассказ.

- Еще бы, я вырос на 20 см, -ответил гордо Даник.

Подросли и другие ребята, только Арутик и Велик остались невысокими.

9 октября Я же сказала, что когда пойду в школу, то совсем не будет времени вести дневник. Так оно и выходит.

Школа, худшкола, теннис. Дни проходят, не успеваю оглянуться.

Сегодня больная. Не пошла в школу. Поэтому делаю эту запись.

М. Г. сказала мне, что введены золотые медали. Может быть мне следует идти на медаль? Не знаю. В данный момент у меня по химии 2, по истории 3.

Невесело!

В классе учится мальчик, Дато Диасамидзе, сын известного в городе хирурга.

Как-то раз, совершенно случайно, мы сидели с ним за одной партой на уроке черчения.

Дато считал своим долгом слегка заигрывать с девочками в классе, так, слегка. Совсем необязательно.

- У тебя длинный нос,- обратился он ко мне.

Я обиделась.

- Ну длинный, не длинный, но не длиннее твоего.

Дато скучно и он продолжает меня дразнить:

- Как не длиннее, ты только посмотри, конечно длиннее.

И он скашивает глаза на свою грушу, которая красуется у него посреди лица.

- Я вот вижу, мой нос короче.

Я понимаю, что он шутит, но если это не прекратить, то так это и останется, я буду девочкой с длинным носом.

Человек конкретных действий, я тут же хватаю линейку. Сантиметры бесстрастны и они скажут правду.

Я измеряю свой нос.

- Ты жульничаешь,- пристает Дато,- я вижу, как ты палец сдвинула.

- Ничего не сдвинула, меряй свой,- говорю я.

Дато уменьшает данные измерений ну просто в открытую, ситуация его забавляет, он рад развлечению. В азарте перепалки мы давно забыли про Ашота, нашего чертежника, - он чем-то занят там у себя за учительским столом.

Я начинаю мерить линейкой нос Дато сама, он лениво отталкивает мои руки и тут нас настигает разъяренный Ашот. Он минут пять стучал указкой по столу, призывая нас к порядку, и стучал совершенно напрасно. Ашот пишет мне замечание в дневник, а Дато выставляет за дверь.

Дато слегка огрызается, но выходит из класса ничуть не огорченный.

Диасамидзе не кончал школу с нами. Его отец неудачно прооперировал родственника Варшанидзе, и опасаясь, что она отыграется на сыне, который был порядочный шалопай, перевел его в третью школу.

Кончается урок математики, звонок на перемену. Валентинчик пишет задание на доске, один номер, второй, третий, я хватаю учебник, гляжу на задачки и впадаю в тоску от объема предстоящих вычислений.

- Ну куда так много, два часа делать,- с тоской тяну я. Валуйский даже ухом не ведет, хотя наверняка слышит и злится и не удосуживается отвечать.

Зато Даник слышит и подхватывает:

- Ну, если Хучуа много кажется, то нам вообще не справиться,- прибедняется он. -Целый день сидеть придется только с математикой.

Не помню случая, чтобы упрямый Валуйский уступил, но мы тянули с Даником волынку почти каждый урок - надеялись, что внемлет и уменьшит домашнее задание.

Токмаджан и я проделывали такое и не только на математике, но даже и на английском. Верушка, в отличии от Валуйского, отреагировала на наши слова и даже как-то пришла ко мне домой для доверительной беседы. Просила меня подумать, ну если я так буду себя вести, то слабые ученики уж точно не будут делать задания, ссылаясь на большой объем.