Читаем Наше послевоенное (СИ) полностью

Рисовала я и на производственной практике. Сохранился рисунок Оксаны Тотибадзе, работающей на сверлильном станке. На этом станке работали, в основном, ребята, девочек мастер не подпускал, одна Оксанка, рослая, физически сильная, внушала доверие ему и он разрешал ей высверливать заготовки на станке.

После того, как вдоль линии детали просверливали отверстия в сплошном листе стали, его зажимали в станок и зубилом выбивали заготовку. Все это требовало физической силы и тоже делалось мальчишками, в основном Османом и Юркой Вороновым. Только потом заготовку давали нам и мы делали из нее деталь напильниками. Позднее мы изготовляли даже инструменты, помню молоток и ножовку.

Делать из грубой заготовки красивую блестящую деталь мне очень нравилось, но само пребывание на заводе было очень утомительно из-за шума станков.

В девятом или в десятом классе, уже не помню, Маня поссорилась с матерью, ушла из дому и стала жить у кого-то из родственников, кажется у сестры матери, своей тетки Кати, которая была всего на год старше ее.

Валя приходила, переживала, чуть не плакала и упросила меня пойти подействовать на Маню. Я пошла к Кате с Тирой, которая, как всегда обо всем, знала, где находится Маня. Тира была в курсе не только того, что происходит и происходило, но и того, чего никогда не было, и хотя она говорила, не закрывая рта, но при этом умела выглядеть как человек, которому еще что-то известно, но она не скажет.

Я, несмотря на свою говорливость, в Тирину речь не успевала вставить ни слова, я просто немела под таким напором.

Однако, тут Тира, которая не очень-то меня жаловала, всю дорогу к Мане молчала. И только один раз высказала неуверенность в успехе нашего похода. Мы пришли, вышла худющая и злая Манька, сразу понявшая от кого и зачем мы пришли.

- Ну и что,- спросила я после приветствий,- что ты себе думаешь, ведь все равно надо возвращаться.

- Не пойду, мрачно,- сказала Маня,- устала я от нее.

Я продолжала настаивать на своем:

- Ну что, все бывает, проучила ее и хватит, она же страдает и тебе несладко. Все равно, рано или поздно надо мириться, не на всю же жизнь ты поссорилась с родной матерью. Маня молчала, мрачно глядя в сторону.

- Сама знаешь, мне тоже достается, ну терплю же я.

- Ну, знаю, знаю я,- отмахнулась Маня,- но все равно, пока не могу.

Я вздохнула и ушла, а Тира осталась. Вале вечером я сказала:

- Еще не отошла, но думаю, скоро успокоится и вернется.

И Маня, поломавшись немного, вернулась в родной дом, но как долго это продолжалось, не помню. Во всяком случае, не несколько дней, а гораздо дольше.

После этого ссорясь со своими домашними, я горестно кричала:

- Маньку довели, она ушла от матери, а мне и деваться-то некуда.

Зимой, после того, как я проучилась в художественной школе несколько месяцев, мама пришла узнать, как мои успехи. Я очень стеснялась этого визита и зыркала на маму глазами, но Алексей Иванович, отнесся к маме очень внимательно, разложил перед ней мои рисунки, показывал ошибки и успехи.

- Видите,- говорил он, показывая маме начальные рисунки и более поздние,- она начала чувствовать воздух.

Я действительно стала рисовать заметно лучше, хотя мои рисунки нельзя еще было сравнить с теми, которые висели на стенах художки в качестве образца.

Натюрморты мои заискрились красками, хотя складки на материи все еще были невыразительны.

Но лучше всего у меня шла лепка. Скульптуру преподавал маленький немолодой армянин с глазами в пол-лица. Сначала нам задали работу на сказочные мотивы, и я слепила витязя на распутье, в позе, как у Васнецова на картине. Трудно было сделать коня, нужен был проволочный каркас, а потом облепить его пластилином, сохраняя пластику движения ног.

Вторая вещь была на бытовые темы - я слепила малыша, бегущего от щенка с большим мячом. Мне хотелось слепить именно ребенка из-за других, чем у взрослых пропорций головы и тела.

Потом, помню, я слепила себя и Зойку, сидящими на скамейке и рассматривающими одну книгу. Очень хорошо угадывалась моя поза и Зойкина.

Все мои работы учитель фотографировал и говорил:

- Просто хоть сейчас в фарфор. Прекрасное чувство миниатюры. Нужно Вам, Зоя, дальше учиться.

Но мне не нравилось работать в глине, я старалась отрастить ногти и носить маникюр,- а какой маникюр у скульпторши. Руки сохли и ногти ломались.

В общем, мне нравился больше процесс рисования, чем лепки, но результаты в лепке были значительно выше, я по-прежнему чувствовала, что могу слепить все, что захочу.

Я смотрела на портретные работы в глине старшекурсников, и мне казалось, что у меня должно получиться лучше, но я бросила художку раньше, чем дошла до портретов, и до сих пор жалею об этом.

Весной 1963 года пропал, исчез из продажи хлеб, как белый, так и черный.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное